Опасный возраст

При следующем драматическом эпизоде меня не случилось, знаю по ее рассказу. Присутствовала на каком-то роскошном приеме, чихнула, вставной зуб выпал в суп.

– Господи Боже! – исполнилась я сочувствием. – И что ты сделала?

– Да ничего особенного. Конечно, достала зуб из супа – я ведь очень к нему привыкла...

Все тот же Амагер чуть не доконал меня во время приезда моего сына.

Приехал Ежи, само собой разумеется, в каникулы. Перед его приездом меня вдруг что-то кольнуло – полетела и купила медицинскую страховку. До сих пор ни про какие болезни думать не думала и медицинскими страховками голову себе не морочила. А тут вдруг напало: ни с того ни с сего помчалась и заплатила какую-то небольшую сумму. Страховка начиналась с определенного числа – через две недели.

Ежи приехал с больной рукой, приехал на четыре дня раньше, в пятницу, а страховка начиналась со вторника. До приезда ко мне жил в Подгуже, где перебросал вилами навоз, добровольно, никто его не неволил. На ладони натер волдырь, загноилось, местный пан доктор вскрыл и оставил как есть. Надрез быстро зарос, гной не имел выхода, началось воспаление. Ребенок приехал в пятницу еще в приличном состоянии, а в субботу вечером температура подскочила, по руке к плечу поползли красные полосы. Езус-Мария, я чуть сознание не потеряла, впереди воскресенье, в воскресенье Датское Королевство не функционирует, просто не существует, расслабляется на уик-энде, и привет! Ждать до понедельника... а вдруг ребенок умрет!..

Как продержались воскресный день, вообще не помню. Я напилась успокоительных, Ежи меня утешал, торжественно обещая не умирать, обещание выполнил, выжил, в понедельник утром полетели с ним в больницу – его отправили сразу же на вскрытие. Пришлось не только вскрывать, но и чистить от гноя рану и лечить антибиотиками. Операцию делали под местным наркозом, ребенок оставался в полном сознании, сквозь сжатые зубы говорил мне по-польски:

– Мать, что эти мясники делают, «Трибуну люду» в рану запихивают? Черт бы их побрал, держи меня за другую руку, а то я этому палачу двину по морде. Больница здесь или газетный киоск, откуда у них столько макулатуры?!..

Пожалуй, я произвела плохое впечатление и возбудила недоброжелательное отношение персонала: стоя над тяжело больным ребенком, не плакала, а нервно хихикала. Пан доктор с упреком информировал меня – успели мы буквально в последнюю минуту. И тут я с ужасом вспомнила: до войны такое заражение не лечили – или отрезали руку, или человек умирал. Я совсем раскисла и решила на ребенке не экономить.

На перевязки мы ходили ежедневно в течение недели, возвращались домой с галлоном грейпфрутового сока, медицинская страховка началась со вторника, за понедельник заплатила девяносто четыре кроны, дальше лечение шло даром, а стоило пятьсот сорок крон. Провидение позаботилось о моих финансах, так что могла побаловать ребенка.

Мы отправились за покупками, и, сдается, я достигла высот материнского самопожертвования.

Из-за нетипичных размеров моих детей знали уже во многих магазинах не только Варшавы, но и Европы. Продавец в Magazin du Nord [33] взглянул на меня, взглянул на сына и радостно изрек:

– Ах, так вот он, молодой человек, для которого вы покупали все такое дли-и-и-и-инное два года назад?

И опять мы покупали дли-и-и-и-инное. Роберт предъявлял бешеные требования, кончал гимназию Рейтана, уровень обучения высокий, и контингент учеников – сплошная золотая молодежь. За пятерку в конце года некий папаша купил сынку машину;плохой пример заразителен, Ежи тогда тоже потребовал было машину от меня.

– А кто купил машину, дитятко, папаша или мамаша? – осведомилась я ехидно.

– Папаша.

– Вот и отправляйся к папаше, пусть он и купит.

Дитятко тогда заткнулось. А тут усмотрело возможность сравнять счет и потребовало одеяний юного лорда. Покупка брюк породила цунами – расточительность расточительностью, но на портки за тысячу пятьсот крон у меня денег не было, а более дешевые имели неприемлемые недостатки, поначалу еще тихо, но с призвуками яростного рыка мы обсуждали недостатки гардероба.

– Мешок на заднице! – шипел мой сын. – Кубометр картошки можно засыпать!

– Отваливай от этой стойки! – рекомендовала я, скрипя зубами. – Тут от восьмисот и выше! Я здесь банков не граблю! Вон туда гляди!

– А там одно дерьмо! Не буду носить!

Примерил не менее двадцати пар брюк, в каждой

что-нибудь да не так, и когда в последних брюках, идеально сидевших, не по вкусу пришлись шлёвки – узки, видите ли, для модного ремня, – я психанула, давая себе ясный отчет: еще секунда, и совершу детоубийство. Мы зверски поссорились, я заявила: нет так нет, может ходить без порток, за эти деньги шедевра ему не рожу. Ребенок сквозь стиснутые зубы поносил капиталистический строй вообще и Датское Королевство в частности. С кровавым туманом в глазах я повернулась, чтобы уйти, и вдруг во мне что-то сломалось.