Опасный возраст

Какое-то техническое описание, которое меня вынудили выполнить, вызвало нарекание Витека. По-видимому, речь шла о трансляционном центре в Грабове, абсолютно не помню, какое отношение я к нему имела. Возможно, не имела никакого, просто мне всучили это техническое описание, а вообще-то центром занимался кто-то другой. Смутно мерещится, Казик занимался.

– Романы пишешь, – ядовито шипел Витек. – Не талдычь, что с дурацким техническим описанием не справишься!

Я разозлилась и техническое описание создала с маху.

В четыре часа утра на территории трансляционного центра в Грабове, занимающей 2,5 га, раздался кровь леденящий в жилах крик человеческого существа женского пола. Радиофицированная машина гражданской милиции, прибывшая через четверть часа, миновала ограду из проволочной сетки в стальных рамках на бетонном цоколе, проехав в стальные ворота шириной 3,00 метра.

Труп женщины обнаружили в контрольном канализационном колодце с железобетонными стенками, на глубине 1,40 метра, в строении гаража, одноэтажном, не подвальном, кирпичной конструкции, покрытом крышей, скат 5%. На бетонном полу, дилатационном, 2,00 * 2,00 метра, разлилась большая лужа крови. Труп был раздет, одежду обнаружили в колодце канала, 0,40* 0,60 метра.

И так далее. Боюсь, Витек не включил мое описание в документацию. Я не переваривала бюрократизм всех оттенков, ненавидела протоколы и отчеты, но техническое описание – другое дело. Оно действительно необходимо, и если уж я протестовала с Грабовским центром, значит, мне навязали работу против всяких правил.

Гурце удалось закончить в срок. Проект был технологически обоснован добротно, выполнен тщательно, хотя и скупо, но комиссия по оценке инвестиционных проектов не утвердила его по одной простой причине: первоначальная смета составляла девять миллионов, а у нас равнялась двадцати миллионам. Превышение сметы на одиннадцать миллионов, более чем на 100%, никакая комиссия не утвердила бы, в чем все прекрасно ориентировались. Однако заказчик, вооруженный готовой документацией, имел основания для скандала, каковой зашел столь далеко, что местные власти после трех бурных заседаний решили утвердить мелиорацию и армирование всего района. А после мелиорации наш проект со всеми сооружениями летел к чертовой бабушке. Использовать можно было лишь некоторые строения, да и те требовалось ставить иначе, учитывая изменение прочности почвы.

Началось светопреставление – к черту пошли двести тысяч злотых. А за двести тысяч сажали без всяких разговоров. Технический директор, настоявший на однофазовом проекте, полетел с работы, а меня спас исключительно листочек в клетку со словами «За счет и под ответственность заказчика». Бумажку я отыскала в своем столе, потому как мое правило – никогда и ничего не выбрасывать.

Затем Витек совершил ошибку, и мастерская начала разваливаться. Он с разгону под конец года всем сразу выплатил все премии, в некоторых случаях весьма солидные. Не только я возвращалась домой под утро, все работали день и ночь, дошло до того, что Збышек вкалывал, лежа в больнице. Ему оперировали ногу, голова и руки действовали исправно, получил маленькую чертежную доску и таранил работу, аж искры сыпались. Еще и я его подгоняла – кое-что он и для меня делал. В результате сантехники и электрики получили больше всех, и никто из нас не обижался – они будь здоров сколько отвалили работы.

Зато обиделось не то министерство, не то объединение – большие премии возбудили дикую зависть и неистовое возмущение, нас затерроризировали разные контрольные комиссии, которые несправедливо и без всяких на то оснований задним числом начали урезать расценки. Результат превзошел все ожидания, случилось нечто небывалое, не имевшее прецедента, – банкротство государственного предприятия. Мы предложили отработать эти якобы сверхзатраты в течение четырех лет, отказываясь от премий, на одних зарплатах, однако на это власти предержащие не пошли, чем решительно засвидетельствовали свое априорное решение попросту нас прикончить. И прикончили – архитектурно-проектная мастерская закрылась.