— Погоди, Витюха, это тебе даром не пройдет. Отомщу.
Витек сперва пренебрег угрозой, позже забеспокоился. Прекрасно знал, чем я занимаюсь.
— Смотри, понапишешь черт те какой ерунды, не прощу, обращусь в суд!
Черт те какую ерунду я, конечно же, написала — этим и отомстила, однако на всякий случай в начале книги поместила оповещение: все, дескать, высосано из пальца. Витек пережил мое творение мужественно. Понятно, оскорбился на меня, но чувство юмора пришлось-таки ему проявить, обиду скрыл, а года два разговаривал со мной как бы нехотя.
А вот Анка никаких претензий не имела, хотя я впутала ее в роман со Збышеком, да она и так замуж за него собирались. Абсолютно добровольно, без всякого принуждения и с большим удовольствием все кровь леденящие драмы я навыдумывала, нежными «кисами» Збышек вовсе ее не именовал. А в действительности мы отлично отпраздновали ее свадьбу, пожалуй, я даже переусердствовала.
Венчание состоялось в костеле Святой Анны, собрались идти все, я пообещала явиться в наряде сногсшибательно элегантном. Как раз тогда сшила себе кашемировое платье — максидудочку в красные разводы, к нему длиннющий шарф из той же ткани с подкладкой из красного шелка. Вырядилась в платье, на ногах — красные стильные сандалии, на руках белые перчатки, на голове белая Люцинина панама с красными цветочками, та самая, в которой Люцина щеголяла во время восстания, отправившись за Збышеком на Садыбу. Сумочка тоже Люцинина, красно-белая, плоская, в стиле ансамбля.
В таком-то одеянии мчалась я вверх по Дольной пешком, как всегда ловила такси, остановилась частная машина с двумя типами.
— Пожалуйста, садитесь, куда прикажете? Такая нарядная женщина не должна ходить пешком!
Я с удовольствием воспользовалась предложением, довезли меня до Святой Анны, около костела ждал Весек. Вылетела из машины, естественно, панама свалилась, нахлобучила ее, а Весек зашелся от хохота.
— Чего ты? — огрызнулась я. — Плохо шляпу надела или что?
— Да нет, все в порядке, — с трудом выдавил Весек. — Я ожидал эффекта и НЕ ОШИБСЯ!
Меня тоже одолел приступ хохота. Пришлось нам отойти в сторонку, неприлично так вести себя у входа в святыню. Овладели мы собой только к середине обряда, вошли в костел, и не знаю уж, как случилось, но на молодых почти перестали обращать внимание. Все пялились на меня, а Весек чуть не задохнулся от смеха. Так вот, на такой фурор я отважилась лишь однажды, больше никогда так не одевалась, в довершение беды хваленый кашемир красился даже всухую. Вскоре я вся покраснела, включая нижнюю юбку и перчатки.
Войтек на все походы в «Гранд» реагировал по-своему. Само собой разумеется, у меня роман с Баторием. Исходя ядом и чертыхаясь, я сладким голосом допытывалась, где амурами занимаемся, под столиком или внизу, в уборной, если да, то в какой? В дамской или мужской? На конкретные вопросы не отвечал, скандалил изо дня в день, не уверена, не скандалила ли с Баторием какая-нибудь его актуальная дама сердца. Одно лишь могу утверждать: под дулом пистолета ни один из нас не согласился бы на любовные эксцессы, настолько мы друг другу осточертели. По окончании работы дикая ненависть, конечно же, утихла, и мы остались друзьями.
Войтека убедить ни в чем не удалось, дул в свою дуду, отстал лишь тогда, когда сценарий пошел на утверждение, а служебные встречи в «Гранде» прекратились. Развлечений Войтек по-прежнему доставлял много.
В один прекрасный день решил упоить Доната. Так просто, из любопытства: а что Донат станет вытворять по пьяной лавочке?
— Не забивай себе башку глупостями, — отреагировала я с ходу. — Донат строитель, ни черта у тебя не выйдет.
— Подумаешь, строитель, уж я постараюсь, — ответил Войтек.
Я предупредила Янку, она запекла двух жирных цыплят, и мы отправились к ним на бридж. Меня уже и саму разбирало любопытство, что получится. Войтека пьяным не видела никогда, мог выпить очень много, и плохо ему было, но с печенью, а что касается Доната, так у него допуск, по-моему, был вообще неограниченный. Начали играть, сделали перерыв, дабы подкрепиться цыплятами, и снова вернулись к игре.