Опасный возраст

— Вовсе нет. Но знаешь, Сергей… — Она откинулась и подобрала под себя одну ногу. — Я — довольно заурядный человек. Хотя все думают иначе. И моя жизнь очень скучна. Я работаю, работаю и работаю. У меня много проектов. Иногда вижусь с друзьями. Периодически путешествую. Два раза в неделю хожу в бассейн, даже зимой. С удовольствием готовлю. Думаю, тебе надо как-нибудь остаться на обед. Вот и все. Это ты хотел знать?

Она непринужденно улыбнулась и посмотрела на меня таким взором, который словно говорил: «Ну и скучные же вещи тебя интересуют!». А в моем взгляде читалась другая фраза: «Какая же ты хитрая, Элена. Никогда не бываешь откровенна».

— Я больше люблю слушать.

— Как и я. Но и на меня нашелся собеседник, как видишь.

— И это здорово, — ответила она и сделала глоток.

Я понял, что больше ничего не добьюсь. И мы обсудили еще раз погоду, школу, Тори Эймос, которую я стал слушать с ее легкой руки, и предстоящую зиму. Затем начали рисовать, и она отметила, что за неделю я вырос на две головы.

— У тебя есть талант, — удовлетворенно ответила она, — талант быстро учиться. Далеко не всем удается так легко от базовых навыков перейти к более сложной технике. Посмотри на свои штрихи и линии. Они уверенные.

Я ничего не сказал. Элена всегда рисовала вместе со мной, начиная с того самого кофейника до нынешнего портрета Кейт Мосс. Она считала ее идеальной моделью. Я был равнодушен к Мосс и не находил ее особенно привлекательной. На мой взгляд, она просто принадлежала к тому универсальному внешнему типу, из которого можно сделать что угодно.

Но я и сам не заметил, как после первых двух эскизов из-под моего карандаша вдруг стали появляться совсем другие черты. Это были ровные линии бровей, чьи концы слегка опускались к переносице, придавая лицу выражение твердости и легкой властности. Высокие скулы перетекали в аккуратный подбородок и длинную шею. Плавные линии губ сами сложились в улыбку-полумаску. Последними я всегда рисовал глаза. И тут моя рука запнулась, потому что выражение ее глаз невозможно было уловить.

Элена не знала, что я рисую ее. Она набрасывала в своем альбоме Кейт, периодически что-то мне говоря про особенности портретов.

— Кстати… как твоя мама? Она не против наших встреч? — поинтересовалась она между прочим.

Я отложил альбом, прохаживаясь вдоль окна, чтобы размять затекшие ноги.

— Нормально. Считает, что ты вправила мне мозги.

Она посмеялась.

— Ты говорил, что вам непросто понимать друг друга.

— Это так. Я вроде как сложный ребенок.

Вдруг Элена расхохоталась, и я обернулся, чувствуя себя почему-то задетым.

— Ребенок… — донеслось до меня.

— Что не так?

Элена привстала, тоже потягиваясь, и бросила мне:

— Ну да, в глазах матери мы — всегда дети, сколько бы нам ни было лет. Но тебе самому уже следует помнить, что ты не ребенок.

Я хотел было снова взяться за карандаш, но внезапно она мягко взяла меня под руку и подвела к зеркалу.

— Посмотри на себя, Сергей. Ты часто говоришь о себе как о мальчике, максимум — подростке. Но это неверно. Ты — почти мужчина. Взгляни внимательнее. И помни о том, что ты меняешься.

Я смотрел в зеркало и видел что-то странное. Вообще, хотя бы один раз в день в зеркало я точно глядел, но редко отмечал что-то особенное. Однако сейчас, с Эленой, я вдруг понял, что она имела в виду: разницу. Я помнил себя худощавым мальчишкой с тревожными глазами и упрямым выражением лица. Я и думал о себе в таком ракурсе до сих пор.

И внезапно осознал, что мое лицо стало совсем другим. В нем все еще проглядывала мальчишеская физиономия, но за ней возникали другие черты, более взрослые. Подбородок слегка ушел вперед, а из глаз вдруг пропало тоскливое, ищущее выражение. Плечи стали немного шире, хотя ростом и комплекцией я не изменился.

Элена застыла рядом, опершись о мое плечо локтем, и взирала на меня с веселой усмешкой. Мы были почти одного роста.

Она умела не только видеть, но и показывать. В тот день она показала мне, что я становлюсь мужчиной. Вскоре трансформация завершится, и я буду пребывать в таком виде еще много лет.

— Вижу, ты меня понял, — довольно сказала она и оставила меня торчать у зеркала одного.

Я поправил вывернувшийся наружу капюшон, который все еще был влажным, и растрепал по-дурацки высохшие волосы.

Элена что-то делала позади меня. Часы показывали час дня.

— Мне пора. Обещал маме помочь с покупками.

— Продолжим в следующий раз…

Я взял альбом, рюкзак и попрощался с ней, стоя в прихожей. Дождь уже прекратился, и я отказался от предложенного ею на всякий случай зонта.

— Кстати… — сказала она уже в щель закрывающейся двери, — мне понравился твой портрет. Даже без глаз.

Мелькнула очередная усмешка, и я остался в подъезде один. Эхо закрывшейся двери еще стояло секунду в воздухе. Она увидела, что я рисовал ее вместо Кейт Мосс, пока я пялился в зеркало. О, черт.

12