Включился инстинкт самосохранения. У южанина была своя компашка. Очень тесная и очень опасная на вид. Они сидели за отдельным столиком неподалёку, курили кальян, и одобрительно ржали.
А я молилась, чтобы Матвей увидел. Звонить я не решилась бы. Я и сообщение-то отправила из отчаяния. Потому что не знала никого сильнее и страшнее него. Никого, кто мог бы остудить южную голову.
Потерпела «горячий монолог» ещё пять минут, забрала плащ, и стала пробиваться к выходу. Не к Алику — подышать и отвязаться от незваного ухажера. От духоты, шума и людей стало дурно.
Но на улице толпа не закончилась. Все курили, смеялись тесными кружками. Из-за сигаретного дыма казалось, что Матвей где-то рядом. Обманчивая ассоциация. Я поискала, но нашла только того бугая. Широкоплечий, чернобородый, он вышел следом за мной. Зачем он вышел?! Плыл тихонько — акулой среди мальков. Подплывал. И добродушно улыбался. Не работало — этой улыбкой меня не обмануть. Я уже откровенно дрожала.
Сжимала телефон и глядела на пустую дорогу, застыв на краю тротуара, не решаясь двигаться дальше. Пока я среди людей, он ничего не сможет мне сделать, — успокаивала я себя. А хотелось бежать.
Хотелось плюнуть на приличия, на мнение окружающих, на каблуки, и рвануть через дорогу — подальше от безумного ночного разгула, от пьяной толпы, и бежать аж до самого дома. В уголках глаз защипало от одиночества и жалости к себе.
«Щедрый добряк» приближался.
Я открыла приложение с такси, окончательно решившись уйти по-английски. Алику потом объясню.
— Куда ты, красивая, холодно же, хаза, замёрзнешь, — начал бородатый бугай, но далёкие ночные улицы вдруг взвыли. Рёв стремительно приближался из центра, с площади, и звучал всё громче и громче. Я узнала. Я жила с этим чёрным «зверем» в одном дворе, и знала все его голоса, все их оттенки.
— Одна тут? Не? А ну их, давай к нам, у нас хорошо, вкусно…
Матвей летел где-то за домами.
Бородатый раздвинул доброжелательные объятия:
— Тебя как звать? Напугал? Идём, хаза, напугал тебя? От меня убежала? Не хотел, поверь…
— Извините, я друга жду, — пробормотала я отступая.
Ещё чуть-чуть.
Добряк не поверил.
Я бы тоже не поверила, чего только не ляпнет перепуганная дурёха. Каблук упёрся в бордюр. Глаза упёрлись туда же и заметили, как рыболовную сетку тротуара режет яркий свет фар. С поворота зарычал спортивный мотор и тусовщики, все как один, повернули головы. Поглядел и мой доброжелатель. И очень удивился, когда мотоцикл остановился рядом со мной.
Матвей оценил обстановку. Слез, молча снял шлем и моторюкзак. Сложил всё на сидушку.
— Привет, — тихо поздоровалась я, не в силах скрыть своего облегчения. Я чуть не бросилась ему на шею.
— Друг? — уточнил бородач, теряя ко мне интерес. Зато Матвей к нему не потерял:
— Друг-друг, — усмехнулся он, — а ты кто такой нарисовался?
— Давай поедем уже, — попросила я, чувствуя, как «друг» закипает.
— Да я тоже друг, брат, — невозмутимо улыбнулся добряк.
— Матвей, — я покосилась на вход в клуб. Народ наблюдал за нашей сценкой, ожидая зрелища: оба «друга» выглядели внушительно. — Матвей, поехали… пожалуйста… — попросила я снова.
Но Матвей не обратил внимания:
— Обманывать нехорошо, брат… — улыбнулся он бородачу одними зубами. Получился оскал.
И продолжение последовало физическое.
Он набросился на бугая, как бешеный пёс, нанося удар за ударом, без передышки. Раздались визги. На шум, из клуба начал валить народ, показался высокий охранник.
— Матвей! — воскликнула я, и голова у моего защитника прояснилась. Он тоже заметил движение в стороне, охранника, и оставил лже друга в покое, в крови, на тротуаре. Потащил меня к мотоциклу.
— Садись, отъедем, — нахлобучил шлем, сдвинул на панель рюкзак, и мы оглушительно газанули прямо из под носа у верзилы. Охранник что-то кричал, но мы не слышали. Мы были уже далеко.
На соседней улице Матвей притормозил, чтобы «упаковать» меня получше. Слезли.
Я стыдливо поправила задранную юбку — в спешке было не до приличий. Хорошо хоть плащ длинный, — краснела я, ловля на себе взгляды Матвея.
— Извини, не удержался, бошку срывает, — достал он из рюкзака второй шлем. Белый.
— Это мне? — удивилась я искренне, забыв про юбку. — Когда ты успел?
— Успел. Я терпеливый, — усмехнулся он, помогая мне с застёжками. Шлем сдавил голову безопасностью.
— Терпеливый?! — не удержалась я от сарказма. — А «бошку срывает». Что-то не похоже, что терпеливый… — от его нечаянных прикосновений, по шее бежали мурашки. От страха тоже — на костяшках темнели пятна чужой крови.
— Норм? Не болтается? Ну ладно, не во всём терпеливый, — согласился он, отступив и недовольно поглядев сначала на испачканные руки, потом на мои голые ноги. — Хм-м, а с ними что делать… не хочу, чтобы пялились.
Я смущённо завернулась в плащ:
— Извини, не планировала сегодня гонять на моте.
— А когда планировала? — усмехнулись серые глаза.
— Больше никогда! — заверила я торжественно, и полезла в сумку. В шлеме это было не просто.
— Никогда не говори никогда.
— Какая банальность. На, — я протянула ему влажные салфетки. Матвей взял.
— Цеплять в клубе папиков тоже банально.