Опавшие листья

– Вы так молоды, что не знаете, как вы можете жить, пока не изведали этого на опыте. А как поступили при этом в приюте? Послали они за вами, чтоб вернуть вас туда?

– Они не взяли бы меня назад, они прислали только мои вещи.

– А, таковы там правила. Теперь я начинаю понимать, чем все это должно было кончиться. Амелиус дал вам место в доме.

Она гордо посмотрела на него.

– Он дал мне комнату, – сказала она.

Следующий вопрос его был повторением вопроса, заданного им Регине в Париже. Разница была только в ответе.

– Вы любите Амелиуса?

– Я готова умереть ради него.

До сих пор Руфус говорил стоя, теперь он взял стул.

– Если б Амелиус не был воспитан в Тадморе, я взял бы свою шляпу и пожелал вам доброго утра. Но при настоящем положении дел, несколько слов могут быть кстати. Ваше учение здесь согласуется с вашими желаниями, мисс. Вы стали совсем другой девушкой после того как я видел вас.

Она удивила его, выслушав молча это замечание. Лицо ее побледнело. Она с горечью вздохнула. Вид ее смутил Руфуса: он решился сделать о ней свое заключение лишь после того, как узнает больше.

– Вы сейчас сказали, что готовы умереть ради Амелиуса, – продолжал он, внимательно наблюдая за ней. – Это просто женская манера выражать свои чувства. Любите ли вы его настолько, чтоб оставить его, когда вы убедитесь, что эта разлука принесет ему пользу?

Она порывисто отошла от стола и приблизилась к окну. Повернувшись к Руфусу спиной, она заговорила:

– Я приношу ему бесчестье? – спросила она едва слышно. – Я уже этого боялась.

Как он ни любил Амелиуса, его природная доброта могла бы заставить его промолчать на это. Однако он уклонился от прямого ответа.

– Вы помните жизнь, которую вели до встречи с ним?

Вот все, что он сказал.

Грустные голубые глаза смотрели на него с неподдельной скорбью, тихий, нежный голос отвечал: «Да». Но этот взор и это слово в один момент рассеяли сомнения Руфуса.

– Не подумайте, что я говорю это в укор, дитя. Я знаю, что в том не было вашей вины, я знаю, что вас следует жалеть, а не порицать.

Она повернула к нему свое лицо, бледное, спокойное, покорное. «Жалеть, а не порицать, – повторила она. – Следовательно, меня можно простить?»

Его великодушная натура не позволила ему ответить ей, наступило молчание.

– Вы сказали правду, – продолжала она, – что я сделалась другой девушкой после того, как вы меня видели. Да, я стала другой. Я думаю о вещах, о которых прежде никогда не думала, произошла перемена, но я не знаю, как это случилось. О, душа моя жаждет сделаться хорошей! Я бы желала заслужить то, что сделал для меня Амелиус. Вы отняли у меня книгу, мне дал ее Амелиус, мы каждый день читаем ее. Если б Христос был теперь на земле, он не простил бы меня?

– Нет, моя милая, так думать не надо.

– И если я, пока живу, буду стараться вести хорошую жизнь и буду молить Бога, чтоб он взял меня на небо, могу я быть услышана?

– Вы будете услышаны, дитя мое, в этом нет сомнения. Но вы живете в свете, а свет установил свои законы. Их вы не найдете в этой книге. В их основе лежит родовая гордость и обычай прикрываться благотворительными чувствами. Вас будут жалеть, оказывать вам благодеяния, одним словом, сделают для вас многое, но не примут вас в свою среду.

У нее был готов ответ.

– Амелиус принял же меня.

– Амелиус принял вас, – согласился Руфус. – Но он забыл одно: свести счеты. Это, как видно, должен сделать я. Посмотрите сюда, дитя мое. Признаюсь, я сомневался в вас, когда вошел в эту комнату, очень о том сожалею и прошу у вас прощения. Я верю, что вы хорошая девушка, я, может быть, не сумел бы ответить, если б меня спросили, на чем я основываюсь, но я верю, что это так. Я был бы рад, если б не было надобности говорить более, но это нужно, ни я, ни вы не можете избежать этого. Общественное мнение не будет так деликатно обходиться с вами, как я, общественное мнение очень дурно отнесется к вам и так же дурно к Амелиусу. Живя здесь с ним – этого нельзя скрыть, – вы невинным образом становитесь малому поперек дороги, портите ему карьеру. Я не знаю, поняли ли вы меня.

Она снова отвернулась от него и стала смотреть в окно.

– Я поняла вас, – отвечала она. – Когда Амелиус меня встретил, он плохо сделал, взяв меня оттуда. Он должен был оставить меня там, где я была.

– Позвольте! Это совершенно не совпадает с моим мнением. Есть выход всему, и если вы захотите довериться мне, я найду выход для вас.

Она не обращала внимания на то, что он говорил, ее первые слова показывали, что она следила за нитью своих мыслей.

– Я стою ему поперек дороги, порчу карьеру, – пробормотала она. – Вы полагаете, что он может жениться?

Руфус ответил утвердительно.

– Может случиться.

– И его друзья будут приходить к нему, – продолжала она, отвернувшись, и голос ее прозвучал глухо. – Никто теперь не посещает его. Вы видите, я поняла вас. Когда должна я уйти отсюда? Я уйду лучше не простясь, не правда ли? А то это огорчит его. Я могу тихонько скрыться из дома.