Когда я только начинал работать журналистом, коронеры расследовали смерти детей от талидомида и ужасные катастрофы, и делали это хладнокровно и милосердно. Если их нынешние последователи так же внимательны и осторожны, я думаю, их участие снимет многие возражения.
А еще я предлагаю держать подальше от этих вопросов Социальную службу. Думаю, от нее будет мало пользы.
Мы совсем потеряли веру в мудрость обычных людей, включая, например, моего отца. В конечном итоге именно обычные люди должны принимать такие решения.
Кто-то наверняка скажет, что наша система здравоохранения не справится. Даже если предположить, что сейчас она со своими функциями справляется (большинство из нас принимает это на веру), через несколько десятилетий она всё равно рухнет, если в обществе не произойдут серьезные изменения.
Взгляните на цифры. За большинством стариков уже ухаживают люди, которые тоже достигли пенсионного возраста. Система здравоохранения скоро сойдет с ума, и NHS придется как-то решать этот вопрос.
Да, конечно, существуют дома престарелых, и их регулярно проверяют. Нам приходится верить, что инспектора работают добросовестно. Но знаете ли вы, как правильно выбрать себе дом престарелых? Какие вопросы надо задавать?
Если вы страдаете болезнью Альцгеймера или представляете интересы больного, спросили ли вы о «кормлении через трубку»?
Это способ насильственного кормления пациентов, которые отказываются от еды. Я сам только недавно услышал об этом и пережил несколько весьма красочных кошмаров. Речь идет о невинных и к тому же умирающих людях. Неужели кто-то полагает, что их нужно подвергать такой унизительной и болезненной процедуре?
Общество болезни Альцгеймера дипломатично назвало кормление через трубку «не лучшей идеей». Люди, которым я доверяю, говорят мне, что основная проблема ухода за больными состоит не в недостатке заботы и доброй воли, а в отсутствии специалистов, которые разбираются в специфических нуждах умирающих больных.
Я уверен, что никто не проявляет жестокость намеренно, но к нашей заботе о стариках нужен философский подход.
Нашему обществу следует определиться, придерживаемся ли мы принципа «жизнь любой ценой». У нас уже есть такая штука, как официальный «Индекс качества жизни». Я даже не знаю, что меня больше пугает – то, что он у нас есть, или вероятность, что его бы не было.
В первой книге о Плоском мире, опубликованной более двадцати шести лет назад, я сделал Смерть одним из своих главных героев. Я не изобрел ничего нового – смерть регулярно появляется в искусстве и литературе со Средних веков, и за многие столетия фигура Мрачного жнеца обрела своеобразный шарм.
Но Смерть Плоского мира необычен. Он приобрел популярность, потому что он – не убийца, как он сам много раз терпеливо объяснял. Убивают пистолеты, ножи и голод. Смерть появляется потом, чтобы утешить растерянных новичков, начинающих свое путешествие.
Он добр. Он же ангел, в конце концов. А еще его восхищают люди, наша постоянная борьба и то, как страшно мы усложняем свои и без того коротенькие жизни. Я разделяю его восхищение.
Не прошло и пары лет, как я начал получать письма про Смерть. Мне писали люди из хосписов, их родственники, сироты, больные лейкемией дети и даже родители мальчишек, разбившихся на мотоциклах.
Помню одно письмо, автор которого рассказывал, как книги помогли его матери в хосписе. Часто потерявшие близких просили разрешения использовать отрывки книг о Плоском мире в поминальных службах.
Все они так или иначе хотели поблагодарить меня, но пока я не привык, каждое такое письмо на целый день заставляло меня отложить перо.
Самый храбрый человек, которого я встречал в своей жизни, – маленький мальчик, подвергавшийся интенсивной терапии в безнадежной борьбе с очень редким, сложным, мерзким заболеванием. Последний раз я видел его на конвенте, посвященном Плоскому миру. В ролевой игре он выбрал роль наемного убийцы. Вскоре после этого он умер. Мне бы его храбрость и чувство стиля.
Мне хочется думать, что мой отказ отправиться в дом престарелых освободит ресурсы для таких, как этот мальчик.
Давайте поясним: я не верю в «обязанность умереть». Старики – это живое прошлое, мы должны беречь и уважать их.
Я знаю, что в прошлом сентябре баронесса Уорнок сказала (или будто бы сказала), что очень старые и больные люди якобы «обязаны умереть». Я видел людей, боящихся, что формализованный подход к эвтаназии может привести к тому, что эта идея станет частью национальной политики здравоохранения.
Я очень сомневаюсь, что это возможно. Мы демократическая страна, а ни одно демократическое правительство не станет поддерживать обязательную или хотя бы рекомендуемую эвтаназию. Если это случится, значит, у нас такие проблемы, что эвтаназия по сравнению с ними никого не волнует.
Но я не верю и в обязанность человека страдать от смертельной болезни и ее жутких проявлений.