Вскоре прибыла полиция, которая должна была удостоверить законность произошедшего. Они были не слишком дружелюбны, но и не грубы – просто полицейские, которые делали свою работу. Пока мы ждали, один из них подошел к нам и спросил: «Би-би-си?» Он поверил нам на слово, хотя мы еле-еле пробормотали что-то. Это потому, что Би-би-си известен по всему миру как организация, которая никогда не участвует в сомнительных делах. В душе я помахал английским флагом.
Я уверен, что Би-би-си будут критиковать за демонстрацию смерти хорошего человека, каким был Питер Смедли. Он умер рядом со своей женой и внимательной сиделкой, пока за окном шел снег. После лекции в память Ричарда Димблби, во время которой я впервые поддержал эвтаназию, медицинское сообщество вынесло вотум недоверия Би-би-си, явно не понимая, что в демократической стране предлагать внести изменения в закон мирным путем – законно. Но Питеру и Эндрю пришлось уехать в Швейцарию, чтобы умереть с достоинством. Они боялись, что в Британии это сделать не получится. С тех пор многие последовали их примеру. Чаще всего это было очень дорого.
Политики, которые боятся возмущения в ультрарелигиозных кругах, бормочут что-то вроде «любая жизнь священна», не поясняя, что имеют в виду и почему так думают. Они говорят, что всё очень сложно, хотя на самом деле всё очень просто. Мой отец это понимал, моя мать понимала. Думаю, бо́льшая часть населения страны тоже всё понимает.
Некоторые штаты США и разумные страны Европы нашли способ разрешить эвтаназию для тех, кто ее хочет, не причиняя вреда обществу в целом. У нас есть пример – хотя, думаю, мы сможем сделать лучше.
Год назад один пожилой тори отделался от меня фразой: «Оставьте это врачам». Возможно, теперь он знает, что это оставлено врачам в Голландии, Бельгии, Швейцарии и некоторых штатах США. Во Франции и Италии нет официальной системы эвтаназии – возможно, из-за религии, а в Германии ее нет принципиально, из-за их истории. Но что мешает нам? Ответ должен быть сложнее, чем «Господу это неугодно» или «Это очень сложно» или «А как вы будете защищать уязвимых?». Ответ таков: без труда, приложив немного здравого смысла и желания, а также учитывая «свободу личности», термин, с которым в Британии плохо. Противники выдвигают всё те же старые аргументы, не прислушиваясь к ответам. Боюсь, люди по-прежнему должны будут платить деньги, терпеть неудобства и ехать в Швейцарию, к неловкости швейцарцев и стыду британцев.
Буду ли я среди них? Надеюсь, что нет. Я полагаю, что я, как и Питер, и Эндрю, и все вы, просто хочу мирно умереть дома, в окружении любимых. Мне не кажется, что я требую слишком многого.
Неделя смерти Терри Пратчетта
Автор бестселлеров, страдающий болезнью Альцгеймера, вспоминает о днях после выхода противоречивого фильма о праве на смерть
Сегодня день D. На календаре в кабинете он отмечен как день документального фильма. Утро мы проводим, закопавшись в обычную работу, а потом наступает время смотреть фильм вместе с его режиссером Чарли Расселлом, его семьей и друзьями.
До начала фильма остается немного времени, можно выпить и перекусить. В комнате стоит абсолютная тишина, только кто-то приглушенно всхлипывает, глядя на историю Питера и Эндрю. Потом возникает дискуссия. Я этому рад, потому что обсудить есть что.
Короткий перерыв и «Вечер новостей» на Би-би-си, специальный выпуск с Джереми Паксманом, Давидом Аароновичем, Лиз Карр, королевским адвокатом Диной Роуз, Дебби Перди, преподобным Майклом Лэнгришем, епископом эксетерским (в отличие от многих других епископов он открыт к диалогу), и, к моей радости, Эрикой Прайзиг, которая мне так понравилась в Швейцарии.
Я с удивлением услышал от Эрики, что священник Римской католической церкви приехал в «Дигнитас» и говорил с ней, согласился, что его время еще не пришло, сказал, что она делает доброе дело, вернулся позднее и всё же подвергся эвтаназии. Я восхищаюсь доктором Прайзиг. Она христианка, но понимает людей, просящих об эвтаназии. Она, как и я, столкнулась с неприятными последствиями «обычных» самоубийств.
Мы сняли этот фильм не для того, чтобы кого-то поддержать, напугать или оправдать. Мы хотели, чтобы его увидели. Я надеялся, что он приведет к дискуссиям, и так и случилось.