Опекун для юной девы

— Да? — поднял трубку Аршез. — Взаимно… Может быть… Едва ли, я несколько занят… Нет, не зову… Угадал, не планирую… Значит, ты думал обо мне лучше, чем я заслуживаю. Всего хорошего.

Трубка падает на рычаг, Аршез с улыбкой оборачивается к деве:

— Ты пиши, что задумалась? — склоняется над ее записями, вчитывается в аккуратно выведенные буквы — знакомые и незнакомые. — Не обязательно платье, это может быть юбка и блузка, или даже футболка. Брюки тоже возможны, просто длинные. По магазинам в них ходить даже удобней, наверно, будет.

Она кивает, чуть разочарованная, что звонок он никак не прокомментировал. Но, в конце концов, кто она ему, чтоб он отчитывался перед ней во всех своих словах и поступках? Пока они вместе составляют список, телефон звонит еще дважды. И ответы Аршеза, как, видимо, и вопросы звонящих, не слишком разнятся.

— Как все же много у меня друзей, — саркастически хмыкает Аршез, кладя в очередной раз трубку. — Никогда бы не догадался.

— Да ладно тебе, всего лишь третий.

— Это третий соня, который, как и ты, полдня в постели потерял. Основная масса «лучших друзей» с утра мне телефон обрывала.

— И чего они хотят? — все же не удержалась Аня.

— Тебя они хотят… посмотреть поближе, — поспешил добавить, видя, как она напряглась от его неосторожных слов. — Все же человек из-за гор — это редкость невероятная. Там почти никто из нас не был, любопытно…

— То есть, кто-то из вас в нашем мире все же бывает?

— Разведка, агентура… — он равнодушно пожал плечами. — Врагов не стоит недооценивать, даже если пока они слабее.

— Так мы для вас враги?

— Потенциально — да. Не конкретные люди, но государственные образования в целом.

— Но почему?

— Я ведь уже объяснял: потому что мы — не люди.

— Но ведь здесь вы живете вместе с людьми.

— Здесь созданы уникальные условия. Со всем миром так не получится.

— Но…

— Не отвлекайся, Анют, ладно? Уже и так много времени.

Она послушно возвращается к списку. Но тут же вновь поднимает голову:

— А почему ты не хочешь меня ни с кем из друзей знакомить?

— Потому что я эгоист. Мама в детстве делиться не научила.

— Правда? — она смотрит на него с огромным сомнением. Это он эгоист? Отдал комнату незнакомой девочке, теперь вот ремонт для нее устроил.

— Мне так сказали. Раз пять за это утро. Выходит, правда… Кстати, мне принесли фотографии, посмотришь? — он решительно меняет тему, доставая из ящика стола объемный белый конверт.

Конечно, она смотрит, мгновенно забывая и о его друзьях, и о его отказах.

— Я здесь такая бледная… Я действительно была вчера такой страшной и перепуганной?

— Ну и не правда, — не соглашается он. — Здесь ты уже чуть порозовела и даже улыбаешься. А когда только прилетела — помнишь? — в обморок падала от ужаса.

— Это я от усталости, — спорит она. — И от перелета на этой жуткой штуке.

— Жуткой? — удивляется он. — А я хотел тебя на такой покатать…

— Н-нет, не надо, пожалуйста. Мне и так всю ночь в кошмарах снилось, как мы на ней летим — то падаем, то взвиваемся…

— Хорошо, уговорила, не буду. Только человеческой машины у меня нет, придется пешком.

— Лучше пешком. Ты мне отдашь фотографии?

— У тебя есть зеркало.

— А ты и без зеркала меня видишь. Отдай, зачем они тебе? Я на них страшная.

— Ты на них очень красивая, Анечка, — качает он головой. И склоняется над ее плечом. Просто, чтобы лучше разглядеть снимки, конечно, а вовсе не для того, чтобы вдохнуть еще раз аромат ее мягких волос. — Просто не парадная, не лакированная. Живая. Настоящая, естественная. И я их тебе не отдам. Они лежат вот здесь, в ящике. Можешь любоваться, сколько хочешь. Но забирать даже не думай.

— Зачем тебе, Ар?

Он нервно сглатывает на это немыслимо короткое имя, произнесенное почти что шепотом. И отвечает несколько сдавленно:

— Хочу помнить…

И тут же выпрямляется, заставив себя переключиться:

— Ладно, заканчивай с этим списком, а то мы так никуда не успеем. Разберемся на месте.

* * *

Потом они ходили по магазинам. Долго. И, наверное, даже нудно, если бы не с ним. Вопреки расхожему мнению, что «девочки обожают ходить по магазинам», Аня терпеть этого не могла. Но он держал ее за руку, и это было так… трогательно, тепло, волнительно. Его пальцы переплетались с ее, ее ладошка тонула в его ладони. А она чувствовала себя его. Его девочкой, окруженной его заботой, его вниманием. А еще… сегодня, почему-то, никто не пялился, если и бросали взгляды, то так, вскользь, да и те не слишком почтительные.

Как оказалось — все дело в его малиновой пряди. И майке с рисунком на грани приличия. И черных очках, за которыми он спрятал свои глаза.

— Они не чувствуют меня, — пояснил ей, хитро улыбаясь, Аршез. — Всей этой волны силы, что окутывает любого представителя моей расы. И потому считают человеком. Мальчишкой, обожающим Великих. Что невероятно удобно, если хочешь избежать излишне пристального внимания.

— Но я тебя чувствую по-прежнему.

— Так я ж держу тебя, маленькая. И ауры наши сплетены. Ты всегда меня будешь чувствовать, посреди любой толы и любого маскарада. Как и я тебя.