Кер рассчитывал, что они через седьмицу, когда мать Акиты освоится на новом месте, возьмут телегу и доедут до родного леса, там Фонинейл поклянется составить Керану компанию в поимке вора, ему за это вылечат ногу, а затем они вернутся в этот городок. Чтобы ждать, когда наглый грабитель эльфийских кристаллов придет красть девушку эльфа. И тогда два эльфа научат его правильному поведению.
Теперь весь его план рухнул. Нет, напрямую Фонинейл сражаться не отказывался. Но с больной ногой воин из него, прямо надо сказать, так себе. И что ж теперь получается? Он один против этого неизвестного противника?
— Из Горжина воин так себе, конечно, — словно услышав сомнения Кера, продолжила рассуждать за него вслух Акита. — Старый он очень, даже для оборотня. Но Регнум пообещал всю свою стаю тебе в помощь. Они, пока тебя не было, в округе все перерыли — самку серебряную искали, только зря — пропала она. Но я думаю, что за кристаллом придет, нужен он ей. Я бы боялась признаться тому, кто со мной через камень говорил, что потеряла его вещь. Не похож он по голосу на готового прощать подобное.
Пришла очередь Керана согласно кивать. Потому как действительно не похож. Но на душе немного поспокойнее стало… Регнум, конечно, больше за оборотницей охотится, но если что — в беде не бросит, наверное. Подсобит… Да хоть за Акитой присмотрит — и то помощь.
— Пойду Шазиму рубаху отдам, а ты поспи. Устал, небось? Вон глаза шальные какие…
— Они не потому шальные, — усмехнулся Кер, у которого от сердца отлегло, зато в паху сразу потяжелело. — Так что отдавай рубаху и возвращайся. Я пока свою сниму…
— Тоже заштопать? — улыбнулась Акита. В этот раз даже смутиться позабыла, так по ласковым рукам Керана соскучилась, по поцелуям, по жару в теле от его прикосновений. Вспыхнула вся, но не от стыда, а от предвкушения. А еще приятно же — не только она соскучилась, но и по ней…
Про любовь свою сказала — не оттолкнул, в семью войти согласился, обратно прискакал впереди коня, и взгляд такой, что прям слабость в ногах и в голове все расплавилось — никаких мыслей, только желание. Вот так бы и утонула в его глазах, так бы…
— Дай я сам ему рубаху отдам, — прошептал Кер, подхватив девушку на руки и отнеся на постель. — Сейчас, мигом!..
Мигом не вышло, потому как кинутую в него рубаху Шазим поймал одной рукой, а потом выдал:
— Ты, ушастый, не наглей сильно. С кровными братьями не расстаются, а вот из кровати тебя выставить в любой момент могут. На этом твоя семейная жизнь и закончится.
У Керана, само собой, тут же уши от гнева заложило и в глазах потемнело. Если бы Акита из спальни не вышла и за талию не обняла — была б драка. А так Шазиму лишь внушение досталось от его альфы:
— Раз я его любимым назвала, значит, это так же крепко, как кровное родство. И даже если мы по разным кроватям разойдемся, семьей он моей быть не перестанет. Потому как любимыми, как и братьями, не разбрасываются.
Пока Акита про «любимого» говорила, у Кера настроение то вверх, то вниз, то в горку, то с горки… Вроде и не требуют с него ничего, а вроде как-то даже странно немного. Не то, что любят, тут-то странного ничего не было… Кого ж ей еще любить-то? Не придурка же хвостатого?
— Ты в таверне сам замечание Регнуму делал, — напомнила меж тем девушка «хвостатому придурку». — И сам же Кера «ушастым» обозвал. Нехорошо. У меня брат тоже смесок эльфийский, так что постарайся членов своей новой семьи по именам звать.
Шазима прям распирало ответить, что он их пронумерует. Но сумел справиться, промолчал. Глупо с альфой ссориться, когда свою родню пытаешься в стаю пропихнуть.
А Акита так за талию Кера задом в спальню и затащила, сама дверь захлопнула, сама рубаху с него стянула, сама за штаны схватилась… Только тогда парень опомнился, снова на руках до постели донес, до сорочки нижней раздел, раскидав всю одежду вокруг по полу, с себя тоже и сапоги, и штаны скинул. Причем все это время умудряясь целовать девушку, лишь иногда отвлекаясь.
— Соскучился… скакал сюда, только о тебе думал… — шептал он ей прямо в губы, заменяя этим сотню «люблю», но даже не осознавая этого. — Лисичка моя…
И Акита чувствовала это «люблю», пусть оно и заменялось другими. «Соскучился, сил нет», «как же я тебя хочу!», «какая ты у меня красавица»… Зато ей самой можно теперь не смущаться, за речью не следить, говорить все, что прямо из души льется. И «родной», и «любимый», и «желанный»… Если от желания внутри все горит — желанный же! И роднее нет никого, даже мать с братом оставила, чтобы вместе с ним поехать друга его спасать… И любимый… Пусть говорят, что время должно пройти. Уже прошло… вот сколько надо, столько и прошло.
И любовь не там, где все сладко ноет от изнеможения, когда ж уже Кер войдет в нее и станет сначала тепло-тепло, а потом так хорошо… что ни рукой, ни ногой не пошевелить. Только лежать бы рядом, обнявшись, и слушать, как стучит его сердце.