Опекун. Она не для меня (СИ)

Улыбнувшись в ответ, малышка кивнула и потянула руки к Шеме, которая удобно устроилась на руках друга, кому расскажешь не поверит.

Оставив Ингу в гостиной, направились в кабинет, не нужно ей пока все это слышать, взбредет еще чего в голову, опять уйти захочет.

— Этот взрыв предназначался мне, — начал я прежде, чем Дима сделает неверные выводы.

— Догадался, что не мне, — удивил меня друг

— Это было просто предупреждение.

— Это как-то связанно с ней? — поинтересовался Дима.

— Да, — кивнул я.

А после рассказал о встрече с Вольским, о том, что мне поведала Инга, не опуская подробностей, скрывать что-либо от Демина я не собирался. Друг слушал, не перебивая и с каждым сказанным мной словом, его лицо мрачнело все сильнее.

— Ублюдок, — выплюнул он, — пожалуй, одних извинений будет маловато, — добавил он, намекая на свои слова в отношении Инги.

— Я… — меня прервал очередной телефонный звонок.

— Быстро ты, — усмехнулся я, — рассказывай.

— Для начала, скажи мне, на кой хрен он тебе сдался? — резко поинтересовался собеседник, чем сильно меня удивил.

— Просто расскажи мне, что нарыл.

— Твой Вольский племянник генерала Михеева, — эту фамилию я ненавидел больше всего на свете, — помнишь такого? –

-Помню, — процедил сквозь зубы, сжимая до треска телефон в руке.

— Так вот, официально у него небольшой бизнес в Москве, а не официально приторговывает наркотой, но у ментов ничего на него нет, только пустые подозрения, сам понимаешь с чьей подачи, в общем, подумай, стоит ли к нему соваться, в прошлый раз тебя оставили в живых, в этот все может закончиться иначе.

— Я тебя услышал, Сокол.

— Бывай, — попрощался он.

Договорив расхреначил к херам телефон об стену, сука, все равно найду, из-под земли достану ублюдка.

— Ремонт оплачу, — пообещал другу, который в свою очередь переводил взгляд со стены на меня и обратно.

— Я так понимаю все плохо?

— Утырок — племянник Михеева.

Дима присвистнул.

— Того самого? — уточнил он.

Я молча кивнул.

Олег

Семь лет назад.

— Отпустите меня, — рычал я, вырываясь из захвата сдерживающих меня пацанов, — я все равно пристрелю эту мразь.

— Успокойте его, — послышался голос Берского, а дальше резкая боль и темнота. Очнулся в кабинете Берского, сидящим на стуле и пристегнутым наручниками. Серьезно, думают меня можно удержать наручниками? Меня, блядь, Авдеев учил — человек, который весь штаб мог положить голыми руками. От наручников я избавился в считанные секунды, но тут же за спиной услышал щелчок.

— Не стоит, сынок, — предупредил меня генерал, — тебя не для того в этом мире оставили, чтобы ты так глупо на тот свет отправился.

— И что дальше? — выплюнул я, ненавижу, всех их ненавижу, твари.

— А дальше ты забудешь обо всем, что знаешь, Гром, — выдохнул генерал, — «Шторм» никогда не существовал, также, как и старший лейтенант Громов, с позывним "Гром".

— Серьезно? — усмехнулся я.

— Послушай меня, сынок, — генерал Берский поднялся со своего кресла, обогнул стол и присел рядом со мной, за спиной сразу же послышался шорох.

— Отставить, — скомандовал генерал, я даже удивился, знает ведь, что на что я способен, а не боится находится в такой опасной близости от меня.

— Олег, — продолжил он, — уезжай и начни новую жизнь, ты выжил, считай — это благословение свыше, остальным повезло меньше, у них даже могилы нет и не будет, а тебе был дан шанс, не просри его.

— Я бы предпочел сдохнуть вместе с остальными, — процедил я, — на хрен мне эта жизнь сдалась, когда мои друзья мертвы, они, млять, родину защищали, и даже нормальных похорон не удостоились, а мразь, что нас сдала, получил внеочередное звание. Вы меня, товарищ, генерал, простите, но Михеев сдохнет.

Эта падаль сдала координаты, больше некому было, он нас вел, он должен был быть нашими глазами там, в том гребанном ущелье, помимо нас, только ему были известны подробности операции, слишком многое стояло на кону. О нашем появлении не должны были узнать, по плану мы должны были застать противника врасплох, а получилось, наоборот. Нас окружили со всех сторон, людей у второй стороны было в разы больше, как и боеприпасов, все должно было быть иначе, если бы нас не предали, просто слили, а теперь вот забыли, и не было Шторма никогда и ребят не было. Искать нас и выяснять что-то никто не станет, все детдомовские, без семьи, без друзей — был человек и нет человека, не вспомнит никто.

— Ты, Гром, об этом забудь, — покачал головой генерал, — ни хрена ты доказать все равно не сможешь, тебя уберут, как только рот откроешь, уезжай Олег, уезжай.

— Они все погибли, — взревел я, — все, ты понимаешь, вы, бля, тут в своих кабинетах огромных задницы просиживаете, зарплаты огромные получаете, семьи ваши ни в чем не нуждаются, а они в сырой земле лежат, в чужой стране, забытые и никому не нужные. Мы, сука, работу свою выполняли, делали то, что не одному твоему долбанному спецу не под силу, не жаловались никогда, а вы что, блядь, сделали? Слили нас, избавились от следов и все, нет больше Шторма.