Опер любит розы и одиночество

Пошло-поехало! Если я ему отвечу в таком же тоне, никакого конструктивного разговора не получится. Я мотнула головой и, сцепив зубы в жесткий диск, направилась к выходу. Пусть сам руководит боевыми действиями. Я свой долг выполнила. Не по своей же воле я сюда приезжала.

— Стой! — Королев догнал меня и крепко схватил за рукав свитера.

Я рванулась в сторону, и рукав по-обидному затрещал.

«Видно, шов разошелся, а жаль, хороший был свитер», — подумала я, и вслух сказала, скосив глаза к переносице:

— Королев, успокойся. В управлении поговорим — если захочешь, если не захочешь — я не настаиваю.

Я потерла руку, все-таки сила у Королева есть, а внешне выглядит вполне безобидно, даже, я сказала бы, интеллигентно. Наверное, синяк останется от такого дружеского пожатья. За что он меня не любит?

— Обещаю впредь ставить тебя в известность о моих планах. Договорились? — Надо говорить ласково и терпеливо, как с ребенком, иначе… а что иначе?

Иначе нам предстоит внутриведомственная война, а в таком деле война бессмысленна. Лучше худой мир, нежели добрая война.

— Иди уж, — Королев беззлобно махнул рукой.

— И пошла, и пошла, и пошла. — Я нажала кнопку стремительного лифта, олицетворяющего расцвет цивилизации.

Вот тебе и благополучный дом, новенький и благоустроенный, в таких домах убивают точно так же, как и в старых, изношенных временем.

— Я слушаю вас, Гюзель Аркадьевна. — Юрий Григорьевич приготовился слушать и даже отложил свои важные документы.

— Юрий Григорьевич, долго рассказывать, только все на лад пошло, и вот, Коровкину убили. Она обещала мне рассказать сегодня обо всех криминальных делах Николаевой. Понимаете… — Я долго объясняла Юрию Григорьевичу, что я понимаю и чего не понимаю.

Он внимательно слушал меня, ни разу не перебив мою запальчивую речь вопросами. Потом долго сидел, прислонившись головой к стене.

Глаза он прикрыл, наверное, для того, чтобы легче думалось.

Я сидела напротив, не зная, что мне делать. Анализировать ли оперативную обстановку или что-нибудь еще…

Юрий Григорьевич помотал головой и, увидев, что я продолжаю сидеть рядом, спросил:

— Что вы собираетесь делать дальше?

— Я собираюсь работать по делу. Сейчас займусь справкой из отдела кадров «Петромебели», которую мне привез Слава Резник.

— Занимайтесь.

У Юрия Григорьевича назревала щекотливая ситуация — его ведомство в моем лице влезло в дела другого ведомства. И у него могли получиться из-за этого оч-чень большие служебные неприятности. Пока я сидела у стола-монстра, сердце мое выстукивало вполне музыкальную симфонию: разрешит — не разрешит, побоится — не побоится, струсит — не струсит.

Не испугался! Не струсил! Настоящий полковник!

— Слушаюсь, товарищ полковник!

Сначала разберусь с докладной запиской. Потом займусь Славиной справкой. Справка из отдела кадров мебельной корпорации лежала у меня на столе уже два дня. Я просмотрела ее, но пока не нашла ничего интересного. Я оставила ее на столе на видном месте, авось придет какая-нибудь идея в голову. Но идея где-то припозднилась, заблудилась, замечталась, короче, спряталась в закоулках мозга.

А когда это идея приходила по своей воле? Идею заслужить надо, заработать потом и кровью, как медаль ветерана-сотрудника.

Телефонный звонок прозвучал неожиданно. Я привыкла, что звонят в основном многочисленные аппараты на столе Юрия Григорьевича. Мой телефон звонит с утра, потом он напоминает о себе к обеду и начинает свои трели к вечеру, часов с пяти. Ровно в семь трель прекращается до половины десятого следующего утра.

— Слушаю, Юмашева. — Прижав трубку к уху, я просматривала справку мебельного комбината, в которой что-то заставило меня насторожиться. Но что?..

— Гюзель Аркадьевна, — нежно пропел мужской баритон.

Такие голоса в милиции не держат. У нас все говорят точно, ясно и коротко. Кто бы это мог быть? Кому я понадобилась?

— Да, я. Слушаю, — нетерпеливо перебила я баритон.

— Это Шерстобитов, — баритон задержал дыхание. После короткой паузы он с некоторой обидой продолжил: — Дмитрий Николаевич. «Петромебель». Генеральный директор.

— Дмитрий Николаевич, я вас узнала, — рявкнула я. — Говорите, что нужно?

— Гюзель Аркадьевна, у вас плохое настроение?

— Вы, Дмитрий Николаевич, издеваетесь? Звоните с утра пораньше, чтобы справиться о моем настроении? — Я поняла, что насторожило меня в справке отдела кадров.

В справке не было адреса квартиры, где проживал Сухинин. Только место регистрации — город Тихвин и адрес частного домика любимого дедушки Иннокентия Игнатьевича.

— Я хочу посоветоваться с вами, — Дмитрий Николаевич изменил тембр голоса, добавив немного металла в свой вкрадчивый баритон.

— О чем? — Металл в голосе изменил Шерстобитова, превратив его в ценный материал. Я обрадовалась — вот кто мне нужен! Он мне и принесет информацию на блюдечке с голубой каемочкой.

— Хочу кое о чем вас попросить. Чтобы вы оказали мне некоторую услугу. — Шерстобитовский голос вновь стал вкрадчивым и льстивым.