Опер любит розы и одиночество

«Наверное, хотят заработать медаль ветерана «Двадцать лет псу под хвост», — весело подумала я и удалилась под крылышко Виктора.

Иванов — уютный мужчина, у него всегда есть кусок хлеба, колбаса, сыр и сало, и напитки тоже водятся — кофе, чай, и если очень попросить, найдется что-нибудь покрепче. К примеру, коньячок или винцо, а бывает, что и водочка томится в темном уголке стенного шкафа.

Все зависит от способа попрошайничества, моего настроения и наличия душевного микроклимата в кабинете. Еще влияют погодные условия, некоторые колебания в атмосфере. Все это способствует усилению пищеварения и склоняет к употреблению алкоголя. Наше чревоугодие мы усиленно скрываем от полковника, не дай бог, если он заметит отклонения от службы. При его способности неожиданно материализовываться В помещении нам с Ивановым иногда приходится туго.

Если Иванов выезжает на проверку, он предварительно выясняет адрес, номер отдела милиции, что, в общем-то, и положено делать, но, кроме всего прочего, он еще выясняет номера телефонов соседей, их моральное благополучие, имена и отчества, а когда я начинаю тихо беситься, он невинным голосом озадачивает меня:

— А вдруг нам придется сидеть в засаде? Мы зайдем к людям не как к незнакомым, а вроде бы к родным, и они сразу захотят нам помочь в нашем трудном деле. — Виктор Владимирович давно подладился под мой ернический тон и отвечает мне в одном ключе, чтобы я правильно его понимала.

Тут не поспоришь. Железная логика. В отличие от Иванова, всю нужную информацию я узнаю на месте. Даже номер телефона дежурной части местного отдела милиции. Поэтому я люблю работать в группе. Всегда есть на кого опереться.

Мы гуськом сбежали по лестнице. Я знаю, что сотрудники, встретившиеся по пути, искренне нам завидовали. Им тоже хотелось выехать на оперативные просторы из опостылевшего управления.

Оперативный «жигуль» долго петлял по Каменному острову. Где-то в районе Березовой аллеи «новые русские» тайно от защитников природы построили элитный домик, уютный такой, небольших размеров, для богатых, очень богатых людей. В этом доме и приобрел себе квартиру тихвинский Гриша Сухинин. Наверное, он хотел перевезти сюда своего любимого дедушку Иннокентия Игнатьевича. Или будущую жену.

Нам преградил дорогу охранник дома, но, посмотрев на наши «крутые» удостоверения, беспрекословно пропустил. Возможно, он пропустил бы нас вместе с машиной, но дорожка до дома оставалась пешеходной, и мы с неохотой выползли на морозный воздух.

После короткой оттепели на Питер опять опустилась стужа. Холода уже не страшили жителей северной столицы. Морозы не свирепствовали, как под Новый год, наоборот, радовали ядреным воздухом, скрипучим снегом и легким ароматом будущей весны. Февральские морозы вкусно пахнут весной и солнцем, вселяя надежду на обновление в застывшие от долгой зимы сердца петербуржцев.

Я посмотрела на часы — уже восемь вечера. Какой длинный день! С утра я была на мокрухе: потом Шерстобитов, полковник, Резник, Королев, снова Резник, снова Королев, талмуд, полковник, комбинации, размышления, построения, схемы, адреса, звонки, распечатки…

И если добавить ко всему этому муки совести и похмелья — что получится?

Легкое головокружение толкнуло в сторону, но Иванов схватил меня за воротник дубленки.

— Стой, не падать. Курить меньше надо.

— Да, и неплохо бы на лыжах пробежаться в Зеленогорске. Там хорошо! — Я зажмурилась, представив на секунду, как сверкает снег, а солнце светит так, словно оно вышло к людям в последний раз. И небо синее-синее…

— Пошли давай. — Линчук подтолкнул меня к подъезду.

Мне всегда везет, если я еду проверять адрес, все двери открыты настежь, даже те, что оснащены самыми современными модификациями замков. Мы спокойно вошли в подъезд и поднялись по лестнице, по пути изучая обстановку. Дойдя до нужной двери, я внимательно осмотрела ее — ничего криминального, обычная дверь, металлическая, такую фомкой не вышибешь. Линчук держит при себе солидного «фомича», изъятого на последнем выезде у квартирных воришек. Фомка зажилась в нашем штабном подразделении на всякий случай.

Линчук клятвенно обещал мне, что вернет фомку следователю при первом же удобном случае, но, видно, удобный случай все не подворачивался.

Зато сейчас «всякий случай», кажется, настал. Линчук пытается ковырять неподдающийся металл, а я упорно давлю на кнопку. Оглушающая трель звонка может пробудить не только хозяев, но и соседей. Но на площадке тихо, как в склепе.

— Не все соседи переехали, многие купили здесь квартиры, чтобы вложиться в недвижимость, — объясняет нам с Линчуком дотошный Иванов.

Понятное дело, мы с Линчуком — тупые, и нам нужно втолковывать очевидное, но как нам попасть в пустую квартиру, непонятно даже дотошному Иванову. Ехать сюда еще раз, петлять по пустынному острову — ни за что!

— Иванов, стой здесь, мы с Линчуком полезем через балкон. Я видела свет в одной квартире рядом с нашей. Тебе, Виктор Владимирович, нельзя нарушать закон, ты — большой начальник, а нам с Линчуком родина простит этот позорный факт. Простит, Линчук?