Долговязый майор напоследок фыркнул и покинул помещение. Присвистнул Виталик Мамаев и с изумлением воззрился на новое начальство. Хмыкнул Шурыгин, изобразил загадочную улыбку умудренного жизненным опытом человека и извлек портсигар. «Это, знать, переворот», – пробормотал Леонтий Саврасов. Кира ничего не сказала – ее отправили домой, долечиваться. А уж она бы точно не промолчала.
Лишь в восьмом часу вечера Павел избавился от тягот службы и нагрянул к Душениным. Маша открыла дверь. Симпатичное личико озарилось улыбкой. Она припала к его груди, подняла светящееся лицо, подставила губы для поцелуя.
– Ба, какие люди! – объявил, входя в прихожую, Игорь Леонидович Душенин. – Вы прямо к ужину, Павел Андреевич. Проходите, можете не разуваться. Давненько не имели честь вас видеть. Маша уже извелась.
– Да что ты такое говоришь, отец! – рассердилась девушка и покрылась густым слоем румянца.
В десять вечера, сытый, весь расцелованный, он добрался до дома на улице Кленовой. Знакомая фигура отделилась от единственной уцелевшей в районе лавочки.
– Ну наконец-то! – вскричала Кира. – Хорошо, не буду спрашивать, где тебя носило. Ты свободный человек в нашей свободной стране. – Она схватила растерявшегося мужчину за руку, повлекла к подъезду. Кира неплохо выглядела этим вечером – мытая, с блестящими волосами, одетая почти в гражданку. Только на левом боку выразительно выпячивались «издержки профессии». Она была чертовски хороша в своей экспрессии. – Шевели ногами, Горин, не тормози, – бормотала девушка. – Извини, должна напроситься к тебе гости. Ты уже неделю держишь меня на голодном пайке! – Она втолкнула мужчину в подъезд.
Горин поднимался по лестнице, растерянный, снедаемый противоречиями. Все становилось сложным и запутанным. Предстояло принять очень важное решение. Но явно не сегодня. И он уже с трудом понимал – какое…