Оперативная деятельность и вопросы конспирации в работе спецслужб Т. 2

Если человек не обижается на явное оскорбление, значит, он заинтересован в развитии контакта и боится его потерять. Его следует взять в тщательную проверку.

Из речи Столыпина: «Правительство должно совершенно открыто заявить, что оно считает провокатором только такое лицо, которое само принимает на себя инициативу преступления, вовлекая в преступление третьих лиц, которые вступили на этот путь по побуждению агента-провокатора. Таким образом, агент полиции, который проник в революционную организацию и дает сведения полиции, или революционер, осведомляющий правительство, не может считаться провокатором. Но если первый из них одновременно побуждает кого-нибудь совершить преступление, то, несомненно, он будет провокатором, а второй из них, если будет уловлен в том, что играет двойную роль, несомненно, станет тягчайшим уголовным преступником».

Лицо, освобожденное из тюрьмы без суда, без срока лишения свободы, должно быть взято в проверку как возможно связанное со спецслужбой противника.

Если находящийся с вами в камере проявляет информированность о вашем жизненном пути или вашем участии в подпольном движении, в то время как вы никогда ему об этом не рассказывали, необходимо прекратить с ним откровенное общение, так как такое поведение является признаком агента — провокатора. В дальнейшем его следует использовать в качестве возможного канала дезинформации противника.

Провокатор на словах за рабочее движение, за рабочее дело, начальству грубит в присутствии заключенных, призывает к забастовке и даже под арест с рабочими идет. Делает все, чтобы заслужить доверие революционной среды или заключенных, чтобы получить возможность выведывать нужную информацию.

Если полиция никак не могла знать, а знает то, что, кроме подпольщиков, было известно только квартирной хозяйке, то последняя обоснованно должна подозреваться как провокатор полиции.

Человек, который поджег здание охранки, где хранятся материалы об агентуре этой спецслужбы, вместо того, чтобы сохранить эти данные и использовать их для выявления агентуры противника, должен рассматриваться до окончания тщательной проверки как провокатор, который старается уничтожить материалы о своей принадлежности к данной спецслужбе.

Если в начале обыска противник сразу бросается к месту, где расположен тайник, о котором знает ограниченное количество лиц, среди этих лиц имеется агент противника.

Переход с понижением в должности только для того, чтобы получить возможность уйти в заграничный рейс, должен насторожить контрразведку.

Этика сотрудничества

«Вечером Релинк вызвал к себе агента по кличке «Беглец». Допрос «Беглеца» продолжался менее часа. Релинк прекратил его, чувствуя брезгливую неприязнь к агенту, что ему захотелось быстрее поехать домой и принять горячую ванну».

«Это вы хорошо сказали, Вячеслав Рудольфович. Нам нужны в ЧК только настоящие коммунисты. Владимир Ильич мне как-то говорил, что хорошим чекистом может быть только хороший коммунист. Да не все коммунисты соглашаются к нам идти. Кое-кто считает нашу работу грязной и боится испачкаться». Наша работа сейчас самая необходимая. И не всякий, конечно, за эту работу возьмется. Но и не всякому эту работу можно поручить. Она по плечу только самым стойким, самым убежденным, кристально чистым, иначе грязь, с которой приходится возиться, может прилипнуть» (Ф.Э.Дзержинский).

«Другие глаза — тоже голубые, но мутные, бегающие, блудливые — глаза агента охранки примечают все вокруг».

«Провокация, это коварное и гнусное оружие, создающее жертвы, было возведено в постоянную систему, во-первых, для того, чтобы придать видимость законности репрессивным мерам, во-вторых, для того, чтобы разузнать и карать мнения отдельных лиц или масс».

«Что касается провокаторов, то их использование ФБР — это наиболее отвратительное издевательство над правами человека».

«Поскольку величина вознаграждения зависит от «инициативы» секретного агента, некоторые из них устанавливают своеобразные рекорды в оговорах невинных людей».

«Пользуясь определением Лопатина, мы заглядываем в «архивы людской гнусности», сталкиваемся с предателями и провокаторами».

«По ночам бесшумно отворяются двери, ведущие в общий коридор. Кто-то торопливыми шагами направляется в одну из камер и остается там по часу, по два. Не утешитель ли явился? Нет, здесь нет места добру, здесь рыщут шакалы и гиены — сюда является представитель известного учреждения, и горе человеку, к которому направляются его шаги. Человек этот уже не принадлежит самому себе, он уже совершил запродажу своей совести, своего доброго имени, жизни друзей и знакомых. Покупщик явился за своей добычей».

«Его побег был мнимым; его освободила полиция, чтобы замаскировать его предательство, и, начав с измены, он сделался провокатором, чтобы, вовлекая в революционное движение десятки новых людей, отдавать их тайно в руки правительства. Испытать такую измену — значило испытать ни с чем несравнимое несчастье, уносящее моральную красоту людей, красоту революции и самой жизни».