Читаем Оперативная психология полностью

Пупынин Юрий

Оперативная психология

Юрий Пупынин

Оперативная психология

Игорек сидел на лекции и вдруг почувствовал: все, невмоготу больше слушать. Он встал и боком начал пробираться к выходу. Профессор Дорычев посмотрел на него и замолчал. Только шея становилась кирпичной. Игорек аккуратно приоткрыл дверь и исчез.

Лицо Дорычева уже полностью налилось кровью, и он прохрипел:

- Кто? Царицу наук презирать? Праздник мысли? Со стипендии сниму!

Дорычев преподавал предмет, называвшийся "Философские проблемы кибернетики". Лет десять назад он вел диалектический материализм. С той поры осталась у него несгибаемая вера в философию.

Даша, отличница и тонкий дипломат, встала и грудным голосом запела:

- Вячеслав Геннадьевич! Это же Игорь Круглов! Вам разве в деканате про него не говорили? Это человек трудной судьбы. У него неврозы!

- Не... Нерво... Неврозы! Ать... Ать... Ать! - не то заикался, не то сгоряча рубил слова профессор.

Слава Богу, прозвенел звонок. Дорычев вгляделся в симпатичную Дашу и всем все простил.

Игорек тем временем уже садился на троллейбус, ехал на электричке в Павловск, входил в парк. У деревянных ворот его встречал сторож в синем мундире с золотыми пуговицами, ласково приветствуя:

- Что-то давно не были, господин студент!

- Дела... - рассеянно улыбался Игорек.

И углублялся в аллею.

Он шел, и рядом кувыркался кленовый красный листок. То тяжелое и непонятное, чем полна современная городская жизнь, отлегало.

На пригорке ели мед три медведя, зачерпывая лапами из тяжелой колоды и покачивая довольными мордами. На медведей смотрели с любопытством и страхом из-за аккуратного частокола десятка два дам в кринолинах и примерно столько же кавалеров в белых чулках.

Игорек замотал головой. Довольно странная была картина.

Однажды встретилась молодая дама в розовом шелке и спросила его о чем-то по-французски. Но он ничего не понял и, пробормотав: "Извините!" пустился бежать.

Игорька вообще тревожило постороннее внимание к собственной персоне.

В павловском парке встречались ему и другие компании. То попадалась маленькая семья, закусывающая бутербродами на бледно-голубом покрывале, то бабушка с внучкой, составляющие гербарий, то двое-трое мужчин, загораживающие спинами что-то, что издавало характерное позвякивание и бульканье. Но и своих современников бежал он, сворачивая из аллеи к дикообразным ельникам и березнякам и нечаянно ступая в спрятанные в траве холодные лужи.

Позже, когда Даша объяснила Игорьку особенности его шального воображения и научила хотя бы временно отпугивать слишком уж назойливые картины, он решил разобраться с парком. Игорек прочитал в Публичке, что в павловском парке ничего дикого и первозданного нет. Каждая береза была сначала помечена на плане неспешным садовником, волшебным Камероном, затем высочайше утверждена. Некоторые деревья и вправду счастливо избежали топора лесоруба, но другие, бережно перевезенные из глухомани, лишь притворялись, что сами собою произрастали на лугу.

Впрочем, все это было не важно. Сейчас он торопился к заветным трем березам посреди поляны. Это было его пространство, обнаруженный им небольшой мир с тремя белыми осями координат, уходившими в своей специальной системе прямо в небо.

Никто! Никто не мог и ничто не могло сюда подобраться и потребовать от Игорька: думай так, делай это. Он присел на полузатонувший в земле корень, отходящий от ствола в сторону, будто коготь драконьей лапы. По поляне гулял и серебрил травы ветер. А Игорек блаженствовал среди трех берез, словно в центре мироздания.

Конечно, подобные прогулки были небезопасны. Например, из-за возможных штрафных действий со стороны деканата. Нервы нервами, а учебная дисциплина не терпит дерзкого вызова. Кроме того, нервы есть и у заместителей деканов.

Да и ценность подобных прогулок сомнительна! Ведь что делал Игорек? Жизнь наносила ему удары, а он не сопротивлялся! Он не уклонялся от них (молодец, конечно), но, будучи побитым, возлагал слишком много надежд на природу. Выдумал себе, видите ли, из свежего воздуха и трех деревьев символ душевного спокойствия и панацею. Настроение у него плохое - он едет в парк. Кто-нибудь обидит - он едет в парк. Экзамен не сдаст, или просто ничего на свете не хочется - в парк. Поневоле вернешься к вопросу о неврозах и задумаешься: все ли в порядке у нашего приятеля с рассудком? Очень может быть, что у него вовсю развивался вредный и опасный синдром бесплодного мечтателя!

Однако Игорек проявлял волю и в парк ездил. Точнее говоря, не волю, а упрямство. За растениями он укрывался от людей.

Первая поездка случилась на первом же курсе. Игорьку захотелось осени. Кроме того, он хотел чем-нибудь уравновесить огромное количество людей, которое смотрит на него ежедневно в метро, в университете, просто на улицах. Тысяче

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Точка опоры
Точка опоры

В книгу включены четвертая часть известной тетралогия М. С. Шагинян «Семья Ульяновых» — «Четыре урока у Ленина» и роман в двух книгах А. Л. Коптелова «Точка опоры» — выдающиеся произведения советской литературы, посвященные жизни и деятельности В. И. Ленина.Два наших современника, два советских писателя - Мариэтта Шагинян и Афанасий Коптелов,- выходцы из разных слоев общества, люди с различным трудовым и житейским опытом, пройдя большой и сложный путь идейно-эстетических исканий, обратились, каждый по-своему, к ленинской теме, посвятив ей свои основные книги. Эта тема, говорила М.Шагинян, "для того, кто однажды прикоснулся к ней, уже не уходит из нашей творческой работы, она становится как бы темой жизни". Замысел создания произведений о Ленине был продиктован для обоих художников самой действительностью. Вокруг шли уже невиданно новые, невиданно сложные социальные процессы. И на решающих рубежах истории открывалась современникам сила, ясность революционной мысли В.И.Ленина, энергия его созидательной деятельности.Афанасий Коптелов - автор нескольких романов, посвященных жизни и деятельности В.И.Ленина. Пафос романа "Точка опоры" - в изображении страстной, непримиримой борьбы Владимира Ильича Ленина за создание марксистской партии в России. Писатель с подлинно исследовательской глубиной изучил события, факты, письма, документы, связанные с биографией В.И.Ленина, его революционной деятельностью, и создал яркий образ великого вождя революции, продолжателя учения К.Маркса в новых исторических условиях. В романе убедительно и ярко показаны не только организующая роль В.И.Ленина в подготовке издания "Искры", не только его неустанные заботы о связи редакции с русским рабочим движением, но и работа Владимира Ильича над статьями для "Искры", над проектом Программы партии, над книгой "Что делать?".

Афанасий Лазаревич Коптелов , Виль Владимирович Липатов , Дмитрий Громов , Иван Чебан , Кэти Тайерс , Рустам Карапетьян

Фантастика / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Cтихи, поэзия / Проза
Кредит доверчивости
Кредит доверчивости

Тема, затронутая в новом романе самой знаковой писательницы современности Татьяны Устиновой и самого известного адвоката Павла Астахова, знакома многим не понаслышке. Наверное, потому, что история, рассказанная в нем, очень серьезная и болезненная для большинства из нас, так или иначе бравших кредиты! Кто-то выбрался из «кредитной ловушки» без потерь, кто-то, напротив, потерял многое — время, деньги, здоровье!.. Судье Лене Кузнецовой предстоит решить судьбу Виктора Малышева и его детей, которые вот-вот могут потерять квартиру, купленную когда-то по ипотеке. Одновременно ее сестра попадает в лапы кредитных мошенников. Лена — судья и должна быть беспристрастна, но ей так хочется помочь Малышеву, со всего маху угодившему разом во все жизненные трагедии и неприятности! Она найдет решение труднейшей головоломки, когда уже почти не останется надежды на примирение и благополучный исход дела…

Павел Алексеевич Астахов , Павел Астахов , Татьяна Витальевна Устинова , Татьяна Устинова

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза