Оперативный гамбит

Кстати, третье: о вашей организации. Сейчас на самом верху готовится реформа РУОП и еще ряда подразделений МВД. Ваша контора слишком… как бы это поточнее сформулировать… активна. Поэтому министерством вскоре будет проведена очередная реформа этого Управления — естественно, под предлогом повышения эффективности его работы. Древние китайцы — очень мудрые люди, и они говорили: «Не дай бог жить в эпоху перемен». Результатом этой реформы, как нетрудно догадаться, будет устранение в РУОПах страны неугодных лиц и ликвидация эффективно работающих подразделений. Для чего же еще в этом государстве реформы проводятся?.. Используя вашу терминологию, мы не просто не будем вас вооружать, а еще и вашу любимую лопатку отнимем. И дадим вместо нее пластмассовый совочек, чтобы дитя не хныкало. Четвертое. В самое ближайшее время…

— Подождите! — обрываю я монолог собеседника. — У меня два вопроса. Первый: зачем вы мне это рассказываете? И второй: не боитесь ли вы мне это рассказывать?

— Начну с ответа на второй, — моментально, как будто ждал этого, откликается Георгий Алексеевич. — Не боюсь, потому что вы не в состоянии что-либо изменить, как бы ни старались. Думаю, у вас нет никаких иллюзий на этот счет. А зачем я вам это говорю? Чтобы лишний раз попытаться убедить вас последовать доброму совету: попробуйте приподняться, наконец, над плоскостью шахматной доски. Это не ваш уровень, Павел Николаевич!

Мещеряков умолк, и по его взгляду я понял, что он если не иссяк, то, во всяком случае, желает закончить беседу. Что ж — тут наши желания совпадают.

— Тогда последний вопрос, если позволите.

— Конечно, — для чего же мы встретились? — широко разводит руками Георгий Алексеевич.

— Зачем вы меня агитируете? Купить меня — не получится, вы это знаете. Запугать — тоже. К чему тогда все эти разговоры? Если я так уже неугоден, так не проще ли меня просто вытурить из органов — и дело с концом? С вашими возможностями, я думаю, сделать это особого труда не составит.

— С моими возможностями сделать это гораздо проще, чем вы думаете, Павел Николаевич, — едва заметно прищуривается Мещеряков. — Но мы этого делать не будем. Это глупо! Если убирать из органов профессионалов, вроде вас, то страну просто захлестнет преступность. А мы в этом отнюдь не заинтересованы. Порядка в этой стране, разумеется, никогда не было и не будет, но и в обстановке повального бардака нет возможностей для развития бизнеса. Нужно поддерживать этот бардак в определенных рамках, а для этого и нужны профессионалы высокого уровня — вы в том числе. Так что не волнуйтесь! Вы по-прежнему будете продолжать честно исполнять свой долг, гордо отказываясь от взяток, и бросаться на танки, грозно размахивая при этом помятой саперной лопаткой. Или детским совочком… Еще раз повторю: подумайте! Ваш потенциал гораздо выше.

С этими словами Мещеряков встает, давая понять, что аудиенция закончена. Я тоже поднимаюсь с удобного кресла и, стараясь выдержать вычурную, но не лишенную элегантности манеру моего собеседника выражать свои мысли, с едва уловимой иронией произношу:

— Благодарю вас за столь лестную оценку моего скромного труда на ниве борьбы с организованной преступностью. Однако тот факт, что, как вы совершенно правильно заметили, мы беседуем у вас, а не у нас, свидетельствует как раз о том, что эта оценка сильно завышена. И отдельное спасибо за совет! Я непременно буду стараться приподняться над доской и выйти в многомерное пространство. При этом обязательно захвачу с собой саперную лопатку, которую у меня пока еще не отняли. Или даже детский совочек, который в умелых руках тоже может стать оружием. Очень, знаете ли, хочется кое-кого из этого пространства выловить и вернуть в плоскость доски. Их там очень ждут… Всего хорошего!

И я покидаю гостеприимный офис, спиной чувствуя отнюдь не дружелюбный взгляд.

Платонов, ожидающий меня в машине метрах в двадцати от офиса «Агасфера», молчит. Между прочим, я вас не обманывал — у меня действительно диктофона с собой не было. У меня был радиомикрофон — точь-в-точь такой же, как был на Волкове четыре дня назад. Поэтому Серега весь этот разговор слышал в прямом эфире.

Я плюхаюсь на пассажирское сиденье, Платонов молча заводит двигатель, и мы вливаемся в поток машин, двигающихся в сторону Каменоостровского проспекта. Некоторое время никто не решается нарушить тягостную тишину, а потом я интересуюсь:

— Ну и что ты обо всем этом думаешь?

Сергей неопределенно пожимает плечами.

— Обычные понты? — не унимаюсь я.