Оперативный гамбит

И вот, наконец, пришла и их очередь. Удальцов, изучив завещание Роговой и проделав необходимые замеры, набрал на компьютере точно такой же текст и, сунув в принтер чистый бланк, отпечатал завещание заново. Работа была проделана ювелирно! Коля настолько удачно подобрал тип и размер шрифта, с точностью до миллиметра расположив фрагменты текста, что уже со второй попытки мы имели в своем распоряжении бланк-близнец, на котором только не хватало двух подписей — самого нотариуса и Роговой. После этого Филиппов, тренировавшийся пока на чистых листах, безупречно воспроизвел подпись нотариуса. Я, конечно, не эксперт, но думаю, что у почерковедов, попади материал к ним, шансов выявить подделку этой несложной подписи, состоящей из начальных букв имени и фамилии, практически нет.

А что касается подписи от имени Роговой на том же бланке, то ее Валентин сделал абсолютно не похожей на оригинал, и опять даже непросвещенному человеку было видно, что этот автограф никак не мог принадлежать пожилой, не слишком образованной женщине, к тому же злоупотребляющей алкоголем. На всякий случай, Николай с Валькой изготовили несколько таких завещаний, но именно второе оказалось наиболее удачным. Этот бланк и был… аккуратно вложен в папочку и возвращен в портфель Раджабова… Все!

В чем же тогда, как говорится в еврейских анекдотах, цимус?

Объясняю популярно. Вера Разумовская действительно опротестует подлинность завещания своей матери и потребует производства экспертизы. В этом случае почерковеды дадут вполне справедливое заключение, что завещание подписано не самой Роговой, а иным лицом. Штамп нотариуса и печать нотариальной конторы на том же завещании будут признаны подлинными, ибо таковыми и являются на самом деле.

В то же время будет очень легко доказать, что в день регистрации Рогова не могла посетить нотариальную контору, поскольку находилась в больнице. Да, Раджабов посетил Рогову там на следующий после госпитализации день — об этом мне сказала главврач Амелина. Видимо, он как раз и приходил затем, чтобы супруга подписала завещание. Но нотариус-то с ним не приходил, и это — грубейшее нарушение процедуры! Кроме того, при необходимости врачи больницы покажут, что в тот момент состояние Роговой было крайне тяжелым и ни о каких «здравом уме и твердой памяти» не могло быть и речи. Репутация нотариуса, который в настоящее время находится в следственном изоляторе в качестве обвиняемого в соучастии в мошенничестве, тоже играет нам на руку.

По большому счету, огород с заменой бланка можно было бы и не городить, но мы должны были выжать из ситуации максимум — поэтому и пошли на определенный риск. Теперь решение суда наверняка будет в пользу Веры — уж во всяком случае, явно не в пользу Рагифа Раджабовича. По крайней мере Дудников, который действительно по моей просьбе будет представлять интересы Разумовской, меня в этом заверил.

Есть тут, правда, еще одна загвоздка. Дело в том, что в нотариальном деле хранятся ксерокопии всех документов, которые заверялись в данной конторе. Как бы ни был искусен Удальцов, а эксперты без труда докажут, что ксерокопия снята с другого документа. Но и это — дело поправимое. Соответствующая папка была изъята при обыске в нотариальной конторе и хранится в данный момент в кабинете у следователя Мочкиной. Мы там последнее время часто бываем, ксерокопия нашего «завещания» уже готова, а остальное — дело техники…

А самое главное: даже если Раджабов что-то и заподозрит, то доказать он ничего не сможет. Согласно собственноручно написанной им расписке, все документы по выходе из здания РУОПа он получил в целости и сохранности. Подлинный же бланк завещания был предусмотрительно уничтожен еще до того, как гость из солнечного Азербайджана покинул стены нашей гостеприимной конторы. В отношении пакетиков с содой наше алиби также прочно: участвовавший в операции в кафе «Гянджа» техник Леша Мельников недаром постоянно держал Раджабова в кадре с самого начала и до момента досмотра. На видеозаписи четко видно, что никто из сотрудников милиции — ни оперативники, ни ребята из «кордебалета» — с момента входа в заведение до момента личного досмотра ему никаких пакетов в карман не подсовывали. Кассета с копией этой записи лежит у меня в сейфе — на всякий случай. Ну а про Иваныча вообще, кроме меня, никто не знает.