Оперативный простор (СИ)

— Если хочешь — могу помочь, — с готовностью вызвался я.

— Нет уж… Пусти мужика на кухню, так он совсем отстранит женщину от плиты. Позволь мне, как хозяйке, накормить моего любимого, но такого голодного брата!

— Замётано, — кивнул я.

Обед сегодня состоял из яичницы с салом. Не знаю, где Катя раздобыла продукты — в магазины мы не заходили. Скорее всего, одолжила у соседей.

Перекусив, стал собираться, спросив у Кати, что за следователь ведёт дело её мужа и где его найти.

Из Катиного объяснения вышло, что далеко идти не придётся. Мне был нужен народный следователь 3-го отделения народного суда Василеостровского района некто Иван Самбур.

Сестра порывалась пойти со мной, но я сказал, чтобы она оставалась дома.

Посмотрим, что ты за фрукт, товарищ Самбур, с чем тебя едят и можно ли с тобой сварить кашу. В прошлом мне обычно удавалось найти общий язык со следаками. Даст бог, получится и здесь.

Смущало то, что со слов Кати этот Самбур над ней издевался. С другой стороны, в её положении всё, что направлено против её мужа, будет выглядеть сплошным издевательством.

В общем, без личной встречи не обойтись. Если нормальный мужик — вопрос порешаем. Если упрётся как баран в новые ворота (бывают и такие), подключим тяжёлую артиллерию в виде рекомендательного письма.

Правда, большой уверенности в том, что питерское угро пойдёт навстречу коллегам из провинции, нет, но глупо не использовать эту возможность.

Как действовать, если не сработают оба варианта, я пока даже не предполагал. Как говорила мама: «будет день — будет пища». Слышал, что эта фраза родилась из молитвы «Отче наш» — «Хлеб наш насущный, даждь нам днесь».

В общем, ввяжемся в драку, а там будет видно.

С такими мыслями я и отправился искать этот самый народный суд Василеостровского района.

Глава 10

Суд располагался в трёхэтажном здании с унылым фасадом, лишённым даже малейшего намёка на украшения, если не считать небольшого балкончика, нависшего прямо над входом, и треугольной надстройки на крыше. Обычное присутственное место.

Коричневая дверь распахнулась перед моим носом, выпустив на улицу вереницу людей, в которой безошибочно угадывались представители разных сословий: от «бывших» до революционных матросов.

Дождавшись, когда выйдет последний в этой почти бесконечной цепочке, я зашёл внутрь.

— Вам куда? — сразу среагировал дежурный.

— Мне к следователю Самбуру. Подскажите, как его найти.

— Второй этаж, направо — на двери будет табличка.

— Спасибо.

Я поднялся на второй этаж, нашёл нужную дверь и, постучав, открыл.

В просторном кабинете никого не было, кроме женщины, которая с отсутствующим выражением на лице, курила папироску.

— Гражданин, вы по какому вопросу? — равнодушным тоном спросила она.

— Я к следователю Самбуру.

— Побудьте в коридоре. У товарища Самбура пока заседание в суде. Он примет вас сразу, как освободится.

— Благодарю вас.

Я снова вернулся в коридор и сел на ряд стульев, приставленных у дверей. Жуть как не люблю оказываться в качестве просителя.

Ждать пришлось не меньше часа, пока коридор не заполнился толпой возбуждённых людей: очевидно, заседание закончилось, присутствующие на суде расходились.

К кабинету не спеша продвигались двое: высокий парень с тощей шей, торчавшей из воротника гимнастёрки, и опавшими щеками на слегка вытянутом лошадином лице — как говорится: кожа да кости, и мужчина лет сорока пяти, плотно сбитый, коренастый, с пухлой папкой в руках.

Они остановились напротив меня, и я невольно стал свидетелем их горячего разговора.

— Знаешь, Ваня, я всё понимаю, кроме одного! — жестикулируя говорил коренастый. — Как можно настолько не уважать суд, чтобы загаживать помещение окурками и плевками, сидеть во время заседания в шапках, на глазах у всех сворачивать цигарки и курить?! В голове не укладывается…

Собеседник кивнул.

— Знаешь, после того, как обвиняемый закричал «Это не суд, а кумедь, плевать я хочу на вас», прямо руки зачесались — достать наган и кокнуть гада прямо в суде! Распустили мы обывателя, Гриша, слов нет!

— Я тут на днях был на выездной сессии ревтрибунала — так его зачем-то в местном гостеатре устроили. Представляешь: темнота, ничего не видно, суд заседает на сцене — единственный источник света — полузаваленное чем-то окно. Зрителю, смотрящему на суд видны криво поднятый занавес, суфлёрская будка, висящие на потолке декорации и где-то в глубине сцены, маленький столик и за ним три смертных фигуры, а вернее — тени. Обвиняемые, защита, обвинители — сидят на скамьях вместе с публикой, которая привыкла в этом здании смотреть всякие «комедии». Весь театр наполнен табачным дымом… Курят, не переставая, члены трибунала, обвинители и защитники, смолят обвиняемые… Люди не проникаются серьёзностью момента, полагают, что всё это какой-то фарс, дешёвый водевиль!

— Ты так красиво расписал всё, — хмыкнул Иван — скорее всего, тот самый следователь Самбур. — Тебе бы статью в наш еженедельник написать.