Оперативный псевдоним «Ландыш»

— Мой муж недавно снова ходил на призывной пункт. И его направили к хирургу. Доктор намекнул, что, возможно, мой муж не совсем…

— Не до конца выполняет свой долг, — продолжил Олину мысль доктор. — И мой коллега порекомендовал вам обратиться ко мне. Так? Я считал, что вы посещаете врача у себя на родине.

— Не совсем. Мне как-то неудобно, — с облегчением произнесла Оля.

— Что ж. Давайте посмотрим.

Через полчаса Оля ехала в такси на вокзал.

«Все ЭТО, — думала она, — мне должны были сделать в Москве. А не рассказывать, как шевелить пальцами. Значит, сегодня и завтра у меня относительно безопасные дни. Через два дня — полная гарантия беременности. Надеюсь, он уберется к этому времени?»

Она подъехала к главному входу, и еще в такси убедилась, что ни Генриха, ни его автомобиля поблизости нет.

«Вряд ли он приехал на своей машине. На перроне он меня тоже ждать не будет».

Она ошиблась. Генрих в темно-синем костюме стоял возле газетного киоска. Когда минут через пять он начал выбирать газеты, Оля подошла к нему сзади.

— Я не узнала вас, Генрих. Вам идет гражданский костюм, — тихо сказала она.

Он вздрогнул и обернулся.

«Так тебе и надо! — злорадно подумала Оля. — Это тебе не девушек пугать».

При этом она улыбалась грустной всепрощающей улыбкой Мадонны, что на всех мужчин действует одинаково.

— Моника… Я пропустил тебя. Это непростительно.

— Моему герою можно простить все.

Оля замолчала, наслаждаясь замешательством Генриха, у которого, видимо, был заготовлен план действия, только что провалившийся.

— Я снял номер в гостинице, — наконец произнес он, забирая газеты.

— Могу предложить более интересный вариант. Вы же не поведете меня в номера, как… — она сделала паузу, подражая Отто, не употребляя бранное слово, неуместное в данной ситуации. — А у меня есть ключи от квартиры. Вы не голодны?

— Нет. Квартира? Твоя? — удивился Генрих: работа мысли отчетливо читалась на его лице.

— Конечно, не моя, — рассмеялась Оля, уводя Генриха в здание вокзала. — Ее арендовал дядин знакомый для меня.

— Для чего? — внезапно охрипнув, спросил мужчина. Его терзало множество подозрений. Это было понятно.

— Дядя считает, что мне не следует ездить по ночам.

Они шли в ногу к остановке такси. Олю удивило, что Генрих не предложил ей руку.

«Боится встретить знакомых», — решила она.

— А ты часто ездишь по ночам?

— Скажем, поздно вечером. Но иногда у меня бывает пара свободных часов днем, когда господин Клаус…

— Кто это? — Генрих даже остановился.

— Мой шеф. Клаус фон Бергхоф. Я рассказывала вам о нем, — Оля как бы вела светскую беседу, делая вид, что не замечает напряженности Генриха.

В такси они молчали. На третий этаж поднялись тоже в тишине. Едва Оля открыла дверь, Генрих бросился ее целовать.

— Прошу тебя, — отстранилась Оля на мгновение.

— В чем дело? — рявкнул Генрих. — Ты… ты….

— Я хочу пить. Просто глоток кофе, если ты не возражаешь. Умоляю! Я мечтаю об этом с шести утра, — Оля посмотрела мужчине в глаза.

Ее взгляд говорил: дай мне собраться с духом, дай мне…

— Ванна рядом с кухней, — почти пропела она. — Кофе будет через минуту. Тебе два кусочка сахара, как обычно?

— Я выбрит, дорогая. И сгораю от нетерпения.

Генрих вошел на кухню голым по пояс, залпом выпил кофе и буквально поволок Олю в комнату, из которой виднелась спальня.

— О-о! — простонал он, увидев узкую кровать. — Это же… Дорогая, я все сделаю сам, позволь мне.

И он начал расстегивать бесконечные пуговки на ее атласной блузке.

«Правильно. Не спеши, — думала Оля, которую бил озноб, что Генрихом воспринималось неправильно и еще больше возбуждало, — лишь бы сахар не подвел».

Он стащил с себя брюки, как шкуру, так и оставшись в черных высоких носках, из которых вылезали белые ноги, напоминавшие своим цветом опарышей. Он был хорошо сложен, но явно не усердствовал с физическими нагрузками.

Впрочем, все эти детали Ольга рассмотрела позже. А в тот момент она лежала придавленная, вжатая в кровать под елозящим над ней Генрихом. Когда-то на уроках «обольщения» ей внушили, что следует просто уступить натиску мужчины, если не удалось избежать контакта. Вот Оля и уступила, стараясь ни о чем не думать, позволяя совершить над собой это святотатство.

— О-о! — застонала она, когда Генрих особенно сильно сжал ее.

Возглас был воспринят абсолютно неправильно, и вскоре он «покинул» ее, обессиленный.

Генрих был счастлив. Именно о такой, немного холодной и отстраненной женщине, он мечтал. Ему давно надоела жена, чьи мускулистые ноги, натренированные верховой ездой, крепко сжимали его бедра. Ему претили многочисленные доступные женщины, чьи крики оглушали его. Он презирал пышнотелых самок, чье лоно могло вместить троих. Он давно всем пресытился…

— Знаешь, Моника, таких, как твой муж, называют членистоногими.

— Генрих! — укоризненно произнесла Оля, расставшаяся с девственностью несколько часов назад в кабинете врача.

— Прости. Я счастлив, дорогая, — проникновенно сказал Генрих.

— Я тоже, — прошептала Оля, ей хотелось добавить: «Потому что все уже позади».

Она улыбнулась сквозь проступившие слезы.

— Ты… — начала она.

— Спасибо, дорогая. О, Моника!