Оперативный захват

В камере, передняя часть которой от стены до стены и от пола до потолка отделена от коридора решеткой с приваренной к ней металлической рамой для двери, имеется пять деревянных топчанов, на которых можно сидеть или даже лежать (но матрацы – отсутствуют, их не принесли даже ночью). Компанию ей составили сплошь асоциальные личности. Например, две женщины-цыганки, задержанные по подозрению в мошенничестве и участии в квартирных кражах. Пьяненькая девушка лет двадцати, которую доставили прямо из дискотеки, – она порезала ножом свою экс-подругу, с которой не поделила парня. Тихая, какая-то прибитая тетенька лет примерно пятидесяти, в отношении которой у органов есть подозрения, что она «мочканула» на новогодние праздники своего мужа пьянчугу, подсыпав ему какой-то яд. Короче, та еще публика.

Цыганки поначалу вели себя шумно – голосили так, как будто в камеру запихнули целиком весь их табор вместе с детьми. Девица ругалась, сквернословила, кидалась на решетку. «Пожилая» вела себя смирно, только временами горестно раскачивалась из стороны в сторону и тихо, по-бабьи, всхлипывала…

Тереза куталась в шубку; у нее зуб на зуб не попадал; она никак не могла согреться с того самого момента, когда ее почти час продержали раздетой и босой в помещении для личного осмотра.

Когда ее доставили в ИВС, она увидела через прутья – они даже встретились глазами на мгновение – Антона, который оказался здесь же, но только в соседней камере. Под утро, когда разделенный на секции-клетки «зверинец» оказался сплошь забит задержанными милицией гражданами (на ночной дискотеке была массовая драка, только оттуда доставили не менее десятка парней, почти все из которых были либо пьяны, либо основательно «обдолбаны), в «женскую» камеру на время перевели двух мужчин – из числа тихих и смирных.

За какие прегрешения эти двое попали в ИВС, Тереза могла лишь гадать – ни тот, ни другой в разговоры не вступали.

Один из них, тот, что помоложе, одет, как бомж. Ветхая засаленная куртка, на ногах калоши… На голове – повязка из бинтов, сверху нахлобучена потерявшая форму и изначальный цвет спортивная шапочка. Перевязали его крайне неаккуратно, если даже не сказать – непрофессионально. Тереза была не в курсе, из-за чего этот сравнительно молодой мужчина, одетый как оборванец, попал в «ментовку». Скорее всего, – подумала она про себя – была какая-то драка: на его сером, осунувшемся, небритом лице заметны следы побоев. Можно было также предположить, что этот парень, которого доставили в одинцовское УВД, получил травму головы: она немного разбиралась в такого рода вопросах; кое-что, скажем так, в этом понимала.

За те пять с хвостиком лет, что Тереза проработала сестрой сначала в отделении хирургии, а затем в реанимационном отделении Воронежской горбольницы, она повидала всякого разного, в том числе и людей с черепно-мозговыми травмами различных степеней тяжести. Ей и самой не раз доводилось бинтовать подобных пациентов. Поэтому и удивилась, – даже возмутилась – когда увидела, что этот гражданин находится в ИВС, а не в больнице. А также тому, что ему толком даже не перевязали травмированную голову. Похоже, что тот, кто оказывал первую помощь этому гражданину, понятия не имеет о том, как накладывается специальная повязка на голову, так называемая «шапка Гиппократа». Или же сделал свою работу спустя рукава, сочтя, что «бомж» не заслуживает большего.

За всю ночь, кажется, она так и не сомкнула глаз.

Сначала скандалили ее соседки по камере. Потом она сама устроила шум из-за этого мужчины – на ее крики прибежали аж трое ментов… Тереза какое-то время ругалась с ними, доказывая, что «травмированного гражданина» нужно немедленно отправить в больницу, чтобы его там осмотрели врачи, потому что он явно нуждается в неотложной медицинской помощи. Кто-то из ментов, сильно на нее осерчав, сказал, что если она не прекратит «качать права», то сама будет нуждаться в услугах «неотложки». И что ничего с этим бомжарой не случится, может и до утра подождать.

Максимум, чего она добилась, так это того, что в камеру принесли матрас и пару тонких «солдатских» одеял. Цыганки сразу забрали это добро себе, улегшись спать «валетом». Что касается Терезы, то она остаток ночи просидела рядом с этим мужчиной, – он скорчился на голом деревянном топчане – то щупая его пульс, то набрасывая на него сверху свою шубейку… Его тоже, как и ее саму, трясло и колотило – то ли от холода, то ли от нервов…

Увели его утром, в десятом часу, после пересменки. Тогда же – Тереза видела это через решетчатую перегородку – из соседней камеры вывели Антона: он держался за голову и шаркал ногами, как древний старик…

Прошло еще часа два или три – у нее при обыске отобрали наручные часики, равно как и дамскую сумочку, поэтому время она определяла весьма приблизительно.