Оператор моего настроения (СИ)

— Некогда было, — виновато пожал плечами, касаясь лбом моего. — Кусок в горло не лез. К вам с Мирой хотел трында как.

— И ещё вытрахал нам весь мозг, — усмехнулся Фил. — Пять концертов за неделю и каждый полные залы. Я на такое больше не подпишусь, Клей. Лиз, стопорни его, плиз, а то мы ласты склеим раньше.

— Не ругайся при моей малышке! — нахмурился Макс.

— Пошел ты, Клей, — рассмеялся не менее вымотанный Фил и подмигнул мне, шепча. — Лиз, полтос бакинских, если этот кадр на неделю зависнет дома.

— Я постараюсь, — киваю ему в ответ и рычк на недовольное бухтение Макса. — Так! Дома поговорим.

Парни смеются, беззлобно пихая "подкаблучника" в плечо, но по глазам Саши и Риты вижу, что похожие "разговоры" состоятся не у меня одной. Девчонки не меньше, а то и больше моего, дергались, стоя за кулисами и каждый день наблюдая воочию, что такое небольшое турне изнутри. И Фила, и Мстислава тоже пинками погонят отсыпаться, будут усиленно откармливать и самую чуточку баловать сладким за хорошее поведение, если это самое поведение будет действительно хорошим.

Макс забрасывает сумку в багажник "Вольво" и довольно улыбается, когда я без вопросов и намеков отдаю ему ключи. Свою принцессу он возит сам. Не важно устал или нет. Это его правило, с которым я не спорю. Ведь оно мне нравится. Как и ощущение спокойствия, когда за рулём сидит Макс. Он не гонит, хотя и торопится оказаться дома быстрее. Собранный и сконцентрированный на дороге, но ласково поглаживающий мою ладонь, лежащую на его бедре.

— Устал?

— Малехо есть, Еля.

Устал, но никогда в этом не признается. Раньше начнется конец света, чем Макс скажет, что он не может чего-то сделать. Свет? Свет!

— А правда, что в "Олимпийском" свет вырубился?

— Ага. Только Филыч и без него зачитал на изи. Это что-то с чем-то, Еля! То, что в аэропорту устроил — просто детский лепет. А тут… Тридцать тысяч человек подпевало. Я на мобилу заснял, дома покажу, но это даже близко не передаёт того, что чувствуешь, когда все на твоих глазах происходит! Без матов сложно описать.

— Один раз разрешаю. Мира, закрой ушки, маленькая, папочка будет ругаться, — улыбаюсь, накрыв ладошками живот, и шепчу. — Давай быстрее.

— Охуительно, Еля! Это как попасть в океан. Живой. Я так хотел, чтобы ты это увидела. Фонарики, зажигалки, мобилы… и они везде! Как звёзды в ночном небе. Только они ещё и поют, — тянет из кармана свой телефон, и протягивает мне. — Лучше посмотри.

И я смотрю. Все двадцать пять минут, за которые решали вопрос с электричеством, и мы ехали до дома, "Олимпийский" пел, срывая голоса, а когда все же вспыхнули огни над сценой, Фил не стал поднимать микрофон — дочитал текст до конца. Забрался на колонку, вскинул вверх зажатый кулак, ладонью правой руки коснулся сердца и склонил голову, благодаря каждого за поддержку. И зал, будто разом вымер. Ещё несколько мгновений назад он пел тысячами голосов, оглушал своим ревом, и вот уже, контрастом, — звенящая тишина, в которой поднимаются ладони, сжатые в кулак — в фирменном жесте Фила. Тысячи людей. Десятки тысяч. Как один. И каждый из них был благодарен тому, кто стоял на сцене. Каждый за что-то свое. Шестьдесят секунд тишины. Ни одного звука, ни одного выкрика или хлопка. Минута благодарности без слов. Чистой, как первый снег. А потом фраза, взорвавшая зал по новой:

— "Олимпийский", раскачаем этот город?

И рев в ответ.

То, что происходило в "Олимпийском", действительно нельзя описать культурными словами. Это было охуительно. Всего несколько месяцев назад никому неизвестный паренёк с двумя друзьями решил заняться музыкой, и теперь они собирают стадионы, звучат из колонок, крутятся на радио. А мой мальчик, один из этой троицы, смотрел на окна нашей квартиры и улыбался:

— Я дома, Еля. Покормишь меня?

— Глупый мальчишка. Какой же ты у меня глупый…

Я люблю его. За каждый из более чем двухсот звонков за неделю, за каждое сообщение, за каждую минуту, которую он вырывает из своего графика, чтобы взять телефон в руку и узнать как у меня дела.

Я люблю его. За то, что улыбается, хотя устал. За то, что отмахивается, говоря: "Все о'кей". Ведь за этим "о'кей" скрывается то, чего я не вижу, но чувствую — он работает не для себя и каких-то статусов в жизни. Все, что Макс делает, он делает чтобы у меня и Миры было все. Люблю за то, что помнит про помидорки черри, обед в воскресенье у мамы и мои витамины…