Операции вторжения: 1920-2008. Выводы и уроки

Невыносимые условия содержания в лагерях вынуждены были признать и сами польские офицеры. Так, 1 февраля 1922 года полковник польского Генерального штаба Матушевский докладывал военному министру: «Особенно прославился лагерь в Тухоле, который интернированные называют «лагерем смерти». (В этом лагере умерло около 22 тысяч пленных красноармейцев.)

По итогам инспекции лагеря для пленных Полесского фронта генерал-майор медицинской службы Бернатович отмечал: «Положение противоречит всем понятиям о гигиене и человечности». Полковник медицинской службы Радзиньский, посетивший лагерь в Пикулице, писал, что дневной рацион питания пленных крайне скуден. «Этого хватило бы, быть может, для пятилетнего ребенка», – отмечал он. Кроме того, происходит «систематическое убийство людей охраной». Заместитель начальника санитарной службы фронта майор Хакбейл о сборной станции военнопленных в Молодечно писал, что «лагерь пленных при сборной станции – это был настоящий застенок… Человек немытый, раздетый, плохо кормленный и размещенный в неподходящих условиях, в результате инфекции был обречен только на смерть». Комиссия Международного комитета Красного Креста сделала вывод о том, что «лагерь в Брест-Литовске представлял собой настоящий некрополь».

Также нужно сказать и о том, что помимо пленных красноармейцев в польских лагерях находились ещё две группы российских пленных. Это были солдаты старой русской армии, которые по окончании Первой мировой войны пытались вернуться в Россию из немецких и австрийских лагерей для военнопленных, а также интернированные солдаты белой армии генерала Бредова. Положение этих групп также было ужасающим: из-за хищений на кухне, пленные вынуждены были переходить на «подножный корм», которым они «разживались» у местного населения или на соседних огородах; не получали дров для обогрева и приготовления пищи. Руководство белой армии оказывало этим пленным небольшую финансовую поддержку, что частично облегчало их положение. Помощь со стороны западных государств польскими властями блокировалась. По воспоминаниям Циммермана, бывшего адъютантом Бредова: «В военном министерстве сидели почти исключительно «Пилсудчики», относившиеся к нам с нескрываемой злобой. Они ненавидели старую Россию, а в нас видели остатки этой России».

После установления Рижского прелиминарного мира между Советской Россией и Польшей и подписания 18 марта 1921 года трехстороннего мирного договора Советское правительство предпринимало меры по освобождению своих граждан, находившихся в польском плену. Так, в сентябре 1920 года в Берлине между организациями Польского и Российского Красного Креста было подписано соглашение об оказании помощи находящимся на их территории военнопленным другой стороны. Эту работу возглавили видные правозащитники: в Польше – Стефания Семполовская, а в Советской России – бывшая жена М. Горького Екатерина Пешкова. Благодаря их усилиям 24 февраля 1921года было подписано соглашение о репатриации, и в марте – ноябре 1921 года в Советскую Россию вернулись 75 699 пленных красноармейца. Но при этом историками подсчитано, что за два года в польских концлагерях умерло порядка 60 тысяч военнопленных красноармейцев.

Из письма народного комиссара по иностранным делам РСФСР Г.В. Чичерин В.И. Ленину от 26 января 1920 года

«Наиболее серьезную опасность представляет для Советской Республики в данный момент возможность польского наступления. Стремясь вовлечь Польшу в войну с Советской Россией, польские активисты действуют тем аргументом, будто бы Советская Россия готовит нападение на Польшу, которое должно быть предупреждено. В такой обстановке должно с нашей стороны тщательно избегать всего того, что может быть использовано польскими активистами для подкрепления своих обвинений».

Чичерин предлагал строжайше запретить редакциям газет публиковать статьи с призывами разгромить Польшу. А в дополнение представил план действий, который должен был предотвратить возобновление советско-польской войны. Прежде всего нарком считал, что нужно четко установить линии разграничения войск:

«Для того чтобы мы могли гарантировать, что дальше известной линии не будет происходить продвижение наших войск, эта линия должна быть точно установлена. На белорусском фронте занимаемая в настоящее время нашими войсками демаркационная линия уже является пределом, за который мы не будем наступать. На украинском фронте эта линия еще не определена, так как при обладании черноморскими гаванями необходим тыл, эта линия должна проходить западнее Киева, следовательно, по правобережной Украине. Необходимо, чтобы наши военные специалисты немедленно установили эту предельную линию нашего наступления на Украине…