Операция "Альфа"

— Я как-то не подумал об этом, — сказал Бинь. — Но я доволен, что мы с вами сотрудничаем, и надеюсь, что это продлится долгое время.

— Правильно, вы уже успели о многом подумать и многое переосмыслить. Я тоже считаю, что что наше сотрудничество будет долгим.

— Господин полковник, я вдруг подумал о том, что Ханой попался на нашу удочку. Мы пустили информацию, из которой явствует, что направлением главного удара в нынешнем сухом сезоне станет 1-я зона, и Ханой сразу направил туда свои силы, сделав эту зону направлением и своего главного удара. Так что инициативу, в конечном счете, выпустили из рук не мы, а они.

— О! Весьма верное наблюдение, и я, признаться, об этом и не подумал.

— Господин полковник, Ханой не только выпустил из рук инициативу, но и продолжает считать, что моя шифровка — точная информация. Я сообщал, что в 1-ю зону будет отправлено пять или шесть дивизий, так на самом деле и получается, ведь скоро там будет именно столько.

— Совершенно верно! Именно поэтому наше с вами сотрудничество и будет долгим. Мы найдем возможность, вернее, способ заставлять ваше начальство продолжать доверять вам, даже после того как противник понесет тяжелые потери. Ханой будет продолжать верить вам, и всю вину возложат на тех, кто непосредственно руководил операцией… Верьте, что те сведения, которые дал вам я, совершенно точные, хотя командование северовьетнамских войск в нашей 1-й зоне не сможет использовать их в своих интересах. Оно просто не успеет это сделать — вашу шифровку получат только двадцать пятого января. Ханой не успеет отреагировать, а лучшие американские дивизии и бригады уже будут там!

Винь Хао захохотал, закинув голову. Потом он неожиданно поднялся, взял стакан, налил в него виски и махнул кому-то рукой, подзывая к себе. Бинь с удивлением оглянулся. В дверях стоял телохранитель Винь Хао, Тхань. В ответ на зов хозяина он подошел к столу, взял у того из рук стакан, одним духом осушил его, закурил сигару и вернулся на свое прежнее место и встал, широко расставив ноги, руки на пистолетах. Так он и оставался до конца обеда, безмолвный и неподвижный, как статуя.

3

Чем ближе Тет, тем большее беспокойство ощущал Бинь. В жизни его по-прежнему не было никаких изменений. Она, как и раньше, была до предела монотонна, но теперь в этой монотонности он чувствовал угрозу, она точно была сигналом тревоги.

«Наверное, такое ощущение бывает у человека, когда он оказывается в центре урагана, — подумал Бинь. — Вокруг тебя внезапно все затихает, потом неожиданно появляется чудовищный смерч, вихрь засасывает тебя… Так когда же и где наши обрушат на головы американцев решающий удар?

Каким бы ни был этот маневр, как хорошо ни был бы он задуман, все это имеет значение лишь на определенное время. Противник пока сбит с толку, но он может догадаться о наших намерениях. Ведь он приглядывается ко всему, что наши делают, а без необходимых приготовлений не обойтись: здесь и перегруппировка сил, и оборудование местности… А если противник о чем-то узнает, нашим не сохранить преимущества…»

Газеты, выходящие в Сайгоне на вьетнамском языке, помимо новостей с фронта, которые в последнее время несколько дней касались в основном окружения кхесаньской группировки, теперь все свое внимание сосредоточили на приближающемся празднике — Тете. Год Динь Муй, то есть год Козы, сменялся годом Мау Тхаи — годом Обезьяны[57]. Печатались также вымышленные сообщения о том, как Национальный фронт освобождения якобы игнорирует соглашение о прекращении огня на время праздников, и другие вымыслы, направленные на разжигание вражды между Севером и Югом. Много места отводилось кулинарным рецептам, и только на последних страницах шли сообщения о положении на фронтах.

Американское радио и радиостанции республиканской армии надрывали глотку, описывая зверства, которые якобы чинили северовьетнамцы на захваченных ими землях, сообщали об огромных потерях, которые они якобы понесли в боях, и делали «глубокомысленный» вывод, что «с конца декабря северовьетнамцы потеряли шестьдесят процентов личного состава сил, которые они ввели в 1-ю зону».

И чем более бредовыми были эти сообщения, тем внимательнее приглядывался Бинь к Стивенсону, который, казалось, один не заблуждался относительно истинного положения дел.