– Мы-ы здесь не пройдем... – задумчиво протянул Азмун, запрокидывая голову.
– Ну я-то, положим, заберусь... – так же задумчиво отреагировал Леня.
– И что? Будешь нам ручкой махать? Вомбат с Димой подавленно молчали.
– Я могу забраться, – решил все-таки развить свою мысль Пурген, – и навесить веревок. Для остальных.
– У тебя там что, наверху, лебедка приготовлена? – съязвил Стармех. – За что ты собираешься свои веревки цеплять? А забираться как будешь? Ты что, не видишь, какая здесь каша? – Он зло пнул ближайший ком известняка.
– А нам куда, собственно, надо? – жалобно спросил Двоечник. Кажется, первый раз с утра подал голос.
– Наверх, детка, все выше и выше! – сладко-гадко пропел Дима, и Саня на всякий случай отошел от него в сторонку.
Вомбат обшаривал взглядом склон, пытаясь придумать хоть какой-нибудь выход. Но кроме шайки дудадыков ничего не высмотрел. Штук десять мохнатых рож высунулись из нор и теперь, болтая и кривляясь, пялились на Команду. Горячий Стармех вскинул автомат и успел щелкнуть парочку до того, как Вомбат гаркнул:
– Отставить!
Внезапно сверху посыпались песок и мелкие камешки. “Оползень”, – подумал Вомбат, отскакивая в сторону.
– Эй! – крикнули сверху, и прямо к ногам замешкавшегося Сани упала веревка. – Сюда давай! – Темная бесформенная фигура махала им рукой.
– Кажется, это за нами, – удивленно констатировал Азмун.
Проводник оказался здоровенным мрачным мужичиной, с головы до ног замотанным в грязные тряпки. То есть не одетым, а именно – замотанным. Руки, ноги, туловище – все было тщательно забинтовано. Грязнейший обрывок чего-то в прошлом полосатого висел у мужика на шее – видимо, этим он обычно накрывал голову.
Словарный запас у проводника оказался более чем скромным. Наиболее употребительными в нем были три слова: “эй”, “ну” и “ага”. Для отрицания использовалось мотание головой. Таким образом, через час общения с проводником мы оценили его первый разговорный шедевр: “Давай сюда!” Наверное, он специально для нас его разучивал. Эмоций в нем было и того меньше. Поэтому ни радости по поводу нашей встречи, ни осуждения нашего опоздания мы не дождались.
– Куда идти-то? – спросил наконец выбившийся из сил Вомбат. Минут сорок он пытался вытянуть из проводника хоть малейшую информацию о том, чего от нас, собственно, хотят. Но безуспешно. Услышав прямой вопрос, мужик облегченно выдохнул:
– Ну-у... – И махнул рукой: туда.
Ладно. Пошли. Идем. Азмун с Пургеном с чего-то вдруг развеселились. Окрестили нашего проводника Болтуном и прикалывались теперь у него за спиной.
– Многоуважаемый Болтун, – давясь смехом, начинал Леня, – давно хотел обсудить с вами некоторые особенности весенней охоты на быстряков...
– Что, что? – переспрашивал Азмун, делая вид, что внимательно слушает. – Неужели? Вы и стихи сочиняете? Может, порадуете нас чем-нибудь новеньким?
Знаю я эти места. Судя по всему, он нас ведет к Жидкому Озеру. Красивое озеро. И главное, совершенно безопасное. Говорили даже, что заговоренное. Поселок там есть на берегу. Раньше Добрянами назывался. Хорошие люди жили. А чего это я говорю “назывался” и “жили”? Тьфу, тьфу, тьфу, чего это я каркаю? А того, что если мы действительно идем в Добряны, то проводник наш совершенно не похож на прежних местных жителей. Не видал я там таких мужиков. Ни разу. Ладно, разберемся. Недолго идти осталось. Вот сейчас на очередной холмик – кажется, это уже Холм Ю – поднимемся, Жидкое Озеро как раз под нами, в круглой низинке и откроется. Круглое, ровное, словно воды в блюдечко налили.
Мы поднялись на холмик. И стали.
– Не фига себе... – выдохнул Пурген. – Снег.
– Ага, – сказал проводник и начал накручивать на голову свою полосатую тряпицу.
– А это случайно не соль? – на всякий случай спросил Двоечник. Разумное предположение. Особенно если посмотреть назад. Где хлопотливо тарахтела листьями осина, синел вереск и бабочка-кобыльница только что с остервенением набросилась на цветок поперюхи. Прямо же под ногами, метров через пятьдесят на спуске зеленая трава была припорошена снегом, который дальше лежал сплошным ковром. Озеро в низине уже не напоминало водичку в блюдце. Теперь это был скорее кругляш матового стекла.
Команда стала спускаться вслед за мрачным проводником. Теперь его странный прикид не казался причудой дикаря. А когда мы подошли к деревне, Леня, давно оставивший свои шутки, смотрел на одежду мужика с нескрываемой завистью.
Деревня жила. Об этом говорили и хорошо утоптанные дорожки, и дым, поднимавшийся над крышами. До блеска раскатанная ледяная дорожка вела к вырубленной в озере полынье.
Около третьего дома проводник остановился. Подождал, пока вся Команда подойдет поближе. Отодвинул плетеную циновку, заменявшую дверь, позвал в темноту:
– Эй! – и удалился с видом человека, исполнившего свой долг.
Мы сочли эти действия как приглашение войти и вошли.