– Нет, нет, Александр Иосифович, входите!
“Вот кому я завидую! Подвижник российской науки! Человек без сейфа. Время – без двадцати восемь, а он все еще на работе околачивается”.
– Вы знаете, Игорь Валерьевич, я тут вчера просматривал нейрограммы и обнаружил очень интересную закономерность! – Тапкин выложил на стол Игоря кипу бумаг и начал в них рыться. Игорь весело за ним наблюдал, догадываясь, чем это закончится.
Точно! Буквально через минуту все повалилось на пол, прихватив с собой чашку с недопитым чаем.
– Ой, извините!
– Ничего страшного. Она небьющаяся.
Минут через десять, когда им удалось, наконец, добиться, чтобы бумаги не падали на пол, Александр Иосифович сел на списанный осциллограф и принялся с увлечением объяснять Игорю значение пиков нейрограмм в области D.
Ну что, так и будешь сидеть и слушать с умным лицом? Может, перестанешь над человеком издеваться? И признаешься? В чем, в чем? В том, что про область D тебе все давно и преотлично известно. Ведь именно там находятся столь любимые и лелеемые тобой WF – и IF-пики. Которые и определяют, сколько двигателей будет у космического корабля, на котором наш пациент отправится к продавцам галактического счастья на планету К'Сангу-и-Самбунгу. Шучу, шучу. То есть это как раз та шутка, в которой оч-чень большая доля правды. Сидишь и молчишь, и киваешь головой, делая вид, что тебе ужасно интересно. Тебе и правда интересно, каким образом Тапкин, имея мизерную информацию, смог до этого дойти.
– ...мне кажется, что высота этих пиков должна каким-то образом коррелировать со способностью человека к непредвзятому фантазированию! – Тапкин поднял голову и посмотрел куда-то вверх, за шкаф. На несколько секунд задумался, улетел мыслями в свои заоблачные выси, но тут же вернулся и продолжал с горящими глазами:
– Вы представляете, насколько это может быть интересно? Если, конечно, я прав...
– Вы правы, Александр Иосифович, – не выдержал Игорь. Этот скользкий сегодняшний кагэбэшник, видно, успел сильно его пронять. Захотелось поговорить, пожаловаться, поплакаться на свою дурацкую судьбу. – Я сам давно занимаюсь этой проблемой... ну то есть идентификацией пиков. И, если желаете, могу с вами поделиться кое-какими интересными выводами. Но для этого нам удобней было бы пройти в Оздоровительный центр. Если вы не против... У Тапкина загорелись глаза.
– Но... это же мировое открытие! – Александр Иосифович стоял перед аппаратом в “кабинете психологической разгрузки” и кидал в Игоря восхищенные эпитеты и десятки вопросов. – У вас хватило смелости проводить эти опыты? Какие патологии рассматриваете? Как странно... Это ведь чистая неврология? Откуда вы берете испытуемых?
– В основном это добровольцы – мои знакомые. – Игорь врал напропалую. – По моей просьбе приезжают люди, подверженные частым стрессам. Поэтому и вывеска на двери практически соответствует действительности. – В последний момент, уже у дверей “Фуксии и Селедочки”, Игорь вдруг опомнился. Хрен-то с ним, с этим кагэбэшником, не боюсь я его, пошлю подальше. И ничего он мне не сделает. А вот какими глазами на меня Александр Иосифович посмотрит, если сейчас расскажу ему, как делаю бизнес на своем аппарате?
И Игорь импровизировал на ходу, сочиняя чудовищную по своей нелогичности историю о каких-то волшебных спонсорах, опытах во внерабочее время, интереснейших результатах... Он договорился до того, что и аппарат вот этот – так он и не доведен еще, и ложатся под него только проверенные добровольцы не чаще, чем раз в месяц... Ужас, как стыдно. Но зато в качестве соуса ко всей этой лапше Игорь честно рассказал Александру Иосифовичу все, что успел расшифровать в нейрограммах. Тапкин от восторга подпрыгивал на стуле, тыкал пальцем в очередной пик и, захлебываясь, как ребенок, спрашивал:
– А это? А это что?
Другой на его месте давно бы уже обиделся на то, что коллега скрывал от него столько важной информации. Но Александр Иосифович был бессребреником во всем. Он жадно слушал Игоря, изредка вставляя короткие дельные вопросы.
– ...А вот это – помните, Александр Иосифович, этот пик мы первый раз увидели ...
– Это суицидный пик! – радостно восклицал Тапкин. – Мария Львовна Пулковская, студентка театрального института, четыре попытки самоубийства!
– Точно! А вот это?
– Это... минуточку... Это – клаустрофобия! Впервые зафиксирован нами у Дорониной... Елены Олеговны?
– Ольги Олеговны, – подсказал Игорь.
“Сейчас со стороны мы, наверное, напоминаем двух архангелов, листающих на досуге Книгу Судеб. Как все-таки жалко, что так и не успели с Борей сделать программу для компьютера. Это все эффектно бы смотрелось на экране!” Игорь совершенно расчувствовался и начал терять бдительность.
– Вы знаете, Александр Иосифович, я ведь потихоньку экспериментирую с аппаратом в области чисто психотерапевтической...
– Что вы говорите! И как это выглядит... м-м-м... практически? Как вы производите воздействие? На какую область головы?