Операция «Аурум»

— Тут дело такое, гражданин... товарищ начальник... Слышу — сейф взяли. Я — бывший спец по сейфам. «Медвежатник» первой руки. Вот и пришел... Там, в приемной, вся моя бригада. Ребята подтвердят, что я от верстака не отлучался и вместе с ними возвращался домой. Так сказать — алиби! Да и зачем мне золотишко?.. Жена умерла. Детей не благословил господь. Зарабатываю прилично.

Савельев уставил в собеседника свои слегка поблекшие голубые глаза, и Махмудову стало чуточку не по себе.

— Савельев! — с укоризной произнес полковник. — Вас-то зачем к нам принесло? Вы — вне подозрений.

— Точно? — не без яду ответствовал Савельев. — Свежо предание, да верится с трудом. В приемной вся моя бригада — уже говорил об этом. Но только веры у вас нет, я знаю. Такое чепе на заводе!.. Кого же и потрясть, как не Савельева? А мне пятьдесят девять лет, и умереть я желаю в почете!

— Ну уж — и умирать! Живите, Савельев, работайте...

— Пустые слова! — перебил Савельев. — Вы бы меня все равно вызвали. А мне пятьдесят девять годков. И я свое честно отбыл. И живу нормально. А все же чувствую... На словах-то все хороши. «Трудовое воспитание, золотой ключик к душе»... А как случись что — меня не обходят вниманием. Это в газетах пописывают, мол, споткнулся человек на дороге жизни, но помогли ему люди... На своей шкуре испытал. Тиснули на одном заводе пишущую машинку, а я на тот завод, как на грех, и поступил... Тут же меня за галстук!

— Мы вас ни в чем не обвиняем, — мягко сказал Махмудов.

— Пока. А потом, когда у вас зарез выйдет?

— Идите, Савельев, домой. Никто вас не подозревает. Хотя... Если по-честному... Мы подработали и ваш вариант. Сами знаете: доверяй, но проверяй. Мы и директорскую версию проработали, хотя он и большой человек. Не обижайтесь, Савельев.

Бывший вор-«медвежатник» столкнулся взглядом с Махмудовым. Молвил, дрогнув голосом:

— Спасибо... Спасибо, товарищ полковник. Верю. А то ведь... Я с того завода, где машинку увели, тут же уволился. Горечь на душе. Подался на один завод, на другой... Всюду говорят: мест нет! Врали ведь, меня опасались. А товарищ Юсупов мне поверил. Я за это ему до гробовой доски благодарен. А сегодня пришел к нему, объясняю, так, мол, и так, что мне делать? Директор в глаза не смотрит, сбивчиво уверяет, что я вне подозрений. Но я все же его спрашиваю: идти мне к полковнику Махмудову или не надобно? Директор говорит: «Сходи на всякий случай, объясни все». И в глаза мне глядеть избегает. Сомневается, значит, во мне. Вот сам явился к вам и говорю, как на духу: непричастен я к этому сейфу!

Полковник подошел к Савельеву, дружески пожал руку.

— Идите, дорогой, и не терзайте душу свою понапрасну. — Помолчав, сказал, улыбаясь: — А вид у вас, Савельев, в белом халате действительно докторский.

— Это у нас спецодежда такая, — Савельев тоже улыбнулся. — Чистота в цехе требуется. И вообще... Спасибо... Спасибо, гражданин... товарищ Махмудов, за доверие!

Когда Савельев ушел, Васюков спросил шефа:

— Фарид Абдурахманович, зачем вы сказали, что мы проработали версию Савельева и даже директора? Ведь ничего подобного...

— А затем, дорогой капитан, чтобы успокоить человека. Иной раз ложь бывает во спасение. Да и не поверил бы он мне, если бы я сказал: «Да что вы, Савельев! Мы вас давным-давно в ангелы без крыльев записали!». А вот с директором завода я сейчас поговорю не столь дружески.

Он снял трубку и попросил секретаршу соединить с Юсуповым.

— Акрам Каюмович? Это Махмудов говорит. Не ожидал, не ожидал от вас такого пассажа!.. Что за пассаж? Поясню: зачем вы Савельева послали? У вас что, есть подозрения? Ах, на всякий случай! В порядке, значит, перестраховки. Я понимаю ваше нетерпение. Но не нужно нам посылать людей, доказывающих свою невиновность. Если мы с кем-то захотим побеседовать, мы уж вас об этом попросим, Акрам Каюмович. И вы не сердитесь. Нас вы тоже поймите. Время-то бежит.

Полковник положил телефонную трубку. Веселым взглядом окинул своих подчиненных. Васюков неодобрительно хмурился.

— Воспитывать директоров заводов в духе дружбы и товарищества, конечно, дело полезное. Но лично я не отказался бы ознакомиться с листками по учету кадров и автобиографиями тех, кто ранее был судим, а нынче работает на заводе. Затем побеседовал бы со всеми, кто внушает подозрение...

— Эх, Дима! — не выдержал майор Рахимов. — Умный ты парень, а иной раз такое ляпнешь!.. Как понимать твою, с позволения сказать, «формулу»: «Внушает подозрение»? Допустим, прочитал ты в личном деле, что такой-то или такая-то когда-то... и так далее. Значит, таких, некогда допустивших ошибки людей — на допрос, мол, прошу садиться, курите, а кстати говоря, не вы ли это уволокли пудик золотишка?

— Всякую здравую мысль можно при желании вывернуть наизнанку, — рассердился Васюков. — А помнишь, как мы взяли бандюгу Чесалкина? Если бы я тогда его кореша, пристроившегося кладовщиком, не расколол, и по сей день бы небось искали ветра в поле!

— Ну и жаргон у тебя, Дмитрий Алексеевич! — Махмудов поморщился. — Так ведь тот кладовщик и на работу устроился, чтобы подготовить хищение.