Операция 'Б'

Военком 1-го минно-торпедного полка заметил правильно, Жаворонков вполне был с ним согласен: люди устали, вымотались. Полет длится более семи часов, происходит он в сложных условиях: ночью, на высоте около 7000 метров, при кислородном голодании, в холоде, под воздействием у цели зенитной артиллерии и истребителей врага. Люди действовали на пределе своих физических и моральных сил, особенно над Берлином. Когда же ДБ-3 подходили к своему аэродрому, то напряжение спадало, летчики расслаблялись, внимание, так необходимое для точного расчета посадки, притуплялось, и некоторые платили за это жизнью. Так во время приземления взорвались бомбардировщики лейтенантов Александрова и Кравченко.

Доводы летчиков и штурманов все же до конца не убедили Коккинаки, хотя со многими выступлениями он, как летчик-испытатель, внутренне соглашался. Заключение его было коротким, ведь едва ли стоило представителю Ставки вступать в спор, решают ведь не экипажи, а командующий ВВС флота генерал-лейтенант авиации Жаворонков. Коккинаки поблагодарил присутствующих за откровенные выступления, сказав, что понимает трудности, возникшие у летного состава авиагруппы особого назначения, напомнил о необходимости наращивания ударов по Берлину, для чего следовало применять бомбы самого крупного калибра, и пожелал удачи экипажам в выполнении почетной и ответственной боевой задачи по ответной бомбардировке столицы фашистской Германии. Что касается ФАБ-1000, то он все же полагает вполне возможным брать ее на внешнюю подвеску. А окончательное решение они примут вместе с командующим ВВС флота.

Вернулся в землянку Коккинаки недовольный и расстроенный. Летчики и штурманы во главе со своим командиром словно сговорились, как огня боятся ФАБ-тысяча. Да и генерал Жаворонков их поддерживает. А у него задание, личное задание Верховного Главнокомандующего, который требует бомбить Берлин авиабомбами самого крупного калибра. Даже трудно представить, как отнесется к нему Сталин, когда он вернется в Москву ни с чем. Такого еще не бывало, чтобы желание Сталина кто-то не выполнил.

Преображенский хотел было остаться со своими летчиками, но Жаворонков попросил его пройти вместе с ним в землянку к Коккинаки. Ведь предстоял еще самый серьезный разговор с представителем Ставки, и мнение командира полка будет не последним. Насупившись, они оба сосредоточенно молчали, понимая состояние явно рассерженного Коккинаки. Да и им было не легко, вопрос касался жизни и смерти вверенных боевых экипажей авиагруппы особого назначения.

Вошел с подносом адъютант командующего майор Боков, поставил на стол три стакана горячего крепкого чая, холодную закуску и молча вышел.

- Владимир Константинович, перекусим слегка,- предложил Жаворонков.

Коккинаки словно не расслышал приглашения генерала, мысленно он все еще спорил с выступавшими на совещании летчиками и штурманами, опровергал их доводы.

- Собственно, я заранее предвидел, что скажет мне ваш летный состав,подвел он итоги совещания.- Каков поп, таков и приход. Каков командир полка, таковы и его подчиненные.

- Я горжусь своими подчиненными! - стараясь говорить спокойнее, ответил Преображенский.- У нас в полку отлично подготовленные, опытные экипажи. Если бы везде были такие, мы не отступали бы от немцев!

Коккинаки плохо слушал, о чем говорил Преображенский, думая о своем.

- Товарищ полковник, а почему вы не выступили на совещании? - спросил он, искоса поглядывая на раскрасневшееся, воспаленное лицо Преображенского.

- Свое личное мнение я вам уже высказал, Владимир Константинович.

- Я думал, грешным делом, вы встанете и скажете, что первым полетите на Берлин с ФАБ-тысяча. Пример, так сказать, покажете. По существующему в армии и на флоте командирскому принципу: делай как я!

Преображенский прикусил нижнюю губу, сдерживая себя. И все же резко сказал, хотя Жаворонков взглядом и просил его промолчать:

- Своим долгом я считаю как можно дольше громить немцев, по крайней мере до тех пор, пока мы не очистим от них нашу землю. Моя же бессмысленная смерть от предлагаемого вами эксперимента долгожданный час победы не приблизит. Другое дело, гибель при выполнении боевого задания, над Берлином...

- Значит, боитесь?! - по-своему расценил Коккинаки ответ командира полка.

- Трусом никогда не был и не буду! - вспыхнул Преображенский.- Говорить совсем одно, а вот делать... Да-а! - вдруг осенила его дерзкая мысль.- А почему бы вам, уважаемый Владимир Константинович, как летчику-испытателю, самому опытному из нас и лучше всех знающему машину ДБ-три, не показать нам, трусливым недоучкам, достойный подражания пример и первому не взлететь с ФАБ-тысяча?!

- Евгений Николаевич, да вы что? В своем уме? О чем говорите?! - перебил обескураженный неслыханной дерзостью командира полка явно растерявшийся Жаворонков. Но Преображенского уже невозможно было удержать, пока не выговорится.