Операция «Б»

— Командир, что с правым? — поинтересовался он. В его голосе уже появились тревожные нотки.

— Греется, чертяга, — как можно равнодушнее произнес Преображенский.

— Как и в прошлый раз?

— Примерно…

— А левый?

— И левый начинает капризничать.

— Что с ним происходит?

— Тоже перегрелся малость…

Минут двадцать каждый из членов экипажа с беспокойством вслушивался в рокот моторов самолета. Улучшения не намечалось, особенно в правом, хотя летчик все время и щадил его, снижая обороты. Но от этого сильнее грелся левый мотор, получавший большую нагрузку, а если начнет резко сдавать и тот, тогда до Берлина не дотянуть.

— Командир, может… может, опять по запасной цели ударим? — предложил Хохлов, понимая, что кому-то из экипажа первому приходится предлагать запасной вариант. — На траверзе немецкий военный порт Пиллау. Кораблей там предостаточно, как в бочке сельдей…

— Ключ у тебя на месте, Петр Ильич? — вместо ответа спросил Преображенский. — Не забыл в Кагуле?

— Как же, забуду я теперь. Вот он, рядом. В полетной сумке. Отныне и навсегда он от меня никуда, — отозвался Хохлов, не понимая, к чему клонит полковник.

— Так ключ-талисман чего тебе, лично тебе говорит? На запаску свернуть или продолжать идти на Берлин?

— Вон вы о чем, — засмеялся Хохлов. — Мой ключ всегда за Берлин, но моторы же, командир, моторы…

— Стрелок-радист? — спросил Преображенский.

— На Берлин, товарищ полковник! — ответил сержант Кротенко.

— Воздушный стрелок?

— Товарищ командир, только на Берлин! — произнес старший сержант Рудаков. А как же иначе?!

— Штурман?

— Обижаете, командир! — обиделся Хохлов. — Даешь Берлин! Даешь новую, особо важную цель!

— Решение экипажа утверждаю. Идем прежним курсом, на Берлин! — в голосе полковника зазвучал металл.

Время относительно спокойного полета над Балтийским морем заканчивалось. ДБ-3 подходил к береговой черте правее Штеттина. Сейчас их встретят зенитки или ночные истребители.

— Нам повезло, командир! — послышался бодрый голос штурмана. — Земля скрыта густой облачностью. Не увидят нас немцы.

Действительно, облака надежно скрыли советские дальние бомбардировщики. С земли был слышен лишь гул их моторов, и как ни старались немецкие прожектористы пробить лучами толщу облаков, ничего не получалось. И все же зенитная артиллерия открыла огонь, видимо, хотела просто психологически воздействовать на советских летчиков. Шапок от разрывов немецких зенитных снарядов нигде не было видно, они лопались в густых облаках.

— До Берлина пятнадцать минут! — объявил Хохлов.

— Штурман, точнее курс, — потребовал Преображенский. — Как можно точнее…

— Если, командир, не будете рыскать от зениток и ночников — на боевой выйдем точно, — пообещал Хохлов.

— Не буду. Курса, высоты и скорости не изменю ни при каких обстоятельствах, — заверил Преображенский.

Моторы хоть и грелись, особенно правый, но тянули пока вполне удовлетворительно. А когда самолет освободится от бомбовой нагрузки — станет им намного легче.

Облачность вдруг резко оборвалась, и слева над бомбардировщиком засиял серп луны. При его свете под фюзеляжем стали видны контуры большого населенного пункта. Зенитная артиллерия прекратила огонь, значит, вот-вот появятся на перехвате ночные истребители.

— Кротенко, Рудаков, товарищи сержанты, глядите в оба, — предупредил Преображенский.

Немецкие ночные истребители не заставляли себя долго ждать, им особенно хотелось отразить от Берлина первый советский бомбардировщик.

— Вижу ночника! — донесся тревожный голос Кротенко. — Идет наперерез с верхней правой полусферы!

— Ночник с нижней правой полусферы! — прозвучал доклад воздушного стрелка Рудакова.

— Ну, когда заходят на курс атаки сразу два истребителя — успех минимальный, — усмехнулся Хохлов. — Помешают друг другу…

Преображенский скосил глаза вправо, заметил пучки света от лучей фар-прожекторов ночных истребителей. Штурман, пожалуй, прав, одновременно истребителям атаковать советский самолет несподручно.

— Кротенко, Рудаков! Огня не открывать, — упредил стрелков Преображенский. Не будем раньше времени демаскировать себя.

Ночные истребители промчались мимо, так и не поймав лучами советский бомбардировщик. Они скрылись в темноте, очевидно, заходили на новый круг или, скорее всего, пытались атаковать идущего следом бомбардировщика.

Под фюзеляжем уже видны очертания затемненного Берлина.

— До цели пять минут!

— Штурман, Петр Ильич, точней выходи на боевой курс! — умолял Преображенский.

— Не волнуйтесь, командир. Сделаю все возможное и даже невозможное, ответил Хохлов, не понимая, почему так беспокоится полковник. Раньше он полностью доверял штурману. Что же это такая за особо важная цель, если из-за нее командир полка сам не в себе? Ведь он всегда завидовал крепким нервам Преображенского! А тут они начали сдавать.

— Выходим на боевой! Даю корректировку, — предупредил Хохлов и с помощью сигнальных огней начал выводить бомбардировщик на последнюю прямую линию.