В течение трех недель июня 3-я воздушная армия была пополнена как россыпью, так и авиасоединениями. Так, 10 июня на аэродромы Усть-Долыссы, Сомино, Копачево прибыла 332-я штурмовая авиадивизия (ШАД) в составе трех полков — 120 Ил-2. В итоге к началу операции воздушная армия в своем составе имела[135]:
бомбардировщиков — 73 (ночные По-2);
штурмовиков — 368;
истребителей — 403;
разведчиков — 20;
корректировщиков — 32;
транспортных и связи — 198.
Всего 1094 самолета.
Несмотря на свою многочисленность (тысяча боевых машин), ВВС 1-го Прибалтийского фронта были все же слабее других фронтов и количественно, и, главное, качественно. 3-я воздушная армия не располагала бомбардировщиками Пе-2, а тем более Ту-2 или Ил-4, что снижало ее ударные возможности.
Неудивительно, что в докладе И.В. Сталину от 21 июня 1944 г. А.М. Василевский хлопотал об авиадивизии новейших Ту-2 именно для 3-й воздушной армии:
«Неясен вопрос с авиадивизией Ту-2, по сообщению тов. Новикова[136], она прибудет лишь 23.6, причем по прибытии поступит в распоряжение Новикова, тогда как я, согласно Вашим указаниям, на первые дни планировал ее у себя и главным образом для помощи Батурину[137], который не имеет ни одного бомбардировщика».
Ударные возможности для воздушной армии генерал-лейтенанта Н.Ф. Папивина действительно были жизненно необходимы. Однако, забегая вперед, нужно сказать, что бомбардировщики, в том числе туполевские машины, 3-я воздушная армия получила только во второй половине июля 1944 г.
Оценивая план наступления 1-го Прибалтийского фронта, нельзя не отметить того факта, что окружение Витебска было запланировано без использования самостоятельных механизированных соединений. Ни на 1-м Прибалтийском, ни на 3-м Белорусском (см. ниже) наносить удары навстречу друг другу танковыми корпусами не планировали. Переданные в состав фронтов подвижные соединения предполагалось использовать для развития наступления в западном направлении. Объясняется это тем, что расстояние, которое должны были пройти войска навстречу друг другу, было небольшим. 60-му стрелковому корпусу 43-й армии нужно было пройти 18 км, а 5-му гв. стрелковому корпусу 39-й армии — 22 км. Тем не менее в этом заключался определенный риск: в случае подбрасывания противником резервов можно было не успеть сомкнуть «клещи».
В свою очередь удар на запад 6-й гв. армии мог застрять в череде межозерных дефиле. Поэтому беспокойство И.Х. Баграмяна и его начальника штаба минимум объяснимо.
3-й Белорусский фронт. По сути своей 3-й Белорусский фронт являлся наследником и, если можно так выразиться, «правопреемником» Западного фронта. Причем новый командующий фронтом, генерал-полковник Иван Данилович Черняховский, успел ненадолго занять должность командующего Западным фронтом 15 апреля 1944 г., а с 24 апреля 1944 г. официально стал командующим 3-м Белорусским фронтом. Надо сказать, что до этого 38-летний И.Д. Черняховский не имел опыта командования фронтом, войну он начал всего лишь полковником и командиром танковой дивизии. До апреля 1944 г. он длительное время командовал 60-й армией. Теперь ему предстояло руководить крупной массой войск против опытного и сильного противника. Однако следует заметить, что Черняховскому достался крепкий и сильный штаб во главе с генерал-лейтенантом А.П. Покровским, что существенно облегчало молодому генералу его дебют в качестве комфронта. Генерал Покровский, вопреки собственным ожиданиям, не был отстранен по итогам работы комиссии ГКО и сохранил свою должность до самого конца войны. Черняховский опирался на свой штаб и, как отметил А.П. Покровский, «был чужд порочной практики, когда перемещаемое руководящее лицо перетягивает к новому месту службы некоторых своих сослуживцев»[138].
Директива Ставки ВГК в адрес 3-го Белорусского фронта была последней в ряду директив, в которых определялись задачи фронтов в операции «Багратион». Задача фронта в ней формулировалась следующим образом: