– Признавайся, Павлик, что ты натворил. Не прячься и не отпирайся. Чистосердечное – сам знаешь. И поставь ты эту вазу! Обольёшь мне костюм – засужу, – с наигранной грозностью она отняла у Павла вазочку и пристроила её на столе у самой оконной рамы.
Павел переключился на Мелкову:
– Валя, эти парни что-то замышляют против одной из вас. И против меня заодно.
– С чего ты взял? Приснилось? – Татьяна воткнула в вазочку цветок и повернулась к Павлу всем телом. – Ты вон харю плющил, пока мы тебя за водой не послали.
– Я слышал разговор этого… Марика. Я воду набирал, а он искал, где лучше связь, и встал прямо перед дверью… ну… в туалет.
– И о чём он говорил? – Смесь любопытства и тревоги добавила голосу Ирины драматичности.
Павел выглянул в коридор, дал женщинам знак приблизиться и зашептал:
– Говорил, что, мол, она, – Павел энергичным кивком сакцентировал местоимение, – едет в соседнем купе и, если что, мы, говорит, её скинем с поезда.
– Господи! Надо же! – Ирина привалилась спиной к стенке.
– Уголовники, – уверенно постановила Валентина.
– Так про кого говорил-то? – Хаханян потрясла перевёрнутой ладошкой перед лицом Павла, требуя уточнений.