— Немцы. Думаю, что абвер.
— А если точнее? — спросил Ченчевич.
— Я знаю, что забросили немцы, а кто именно, он мне не говорил, а спрашивать…
— Это верно, — согласился Тарасюк. — Но, может быть, Горлорез что-то рассказывал о себе?
— Он не из болтливых. Твердо придерживается заповеди ОУН: «Говори о деле и о себе не с тем, кому доверяешь, а с тем, с кем положено».
— А кто четвертый член группы?
— Сокира. В военкомате назвал себя Дьячуком. В подполье попал случайно. С его слов знаю, что две зимы ходил в школу, а в войну и во время оккупации работал лесорубом в Карпатах. В конце 1942 или в начале 1943 года, когда стали загонять молодежь в дивизию СС «Галиция» и в полицию, а при отказе угонять в Германию, Сокира прятался. Тогда его и подобрали националисты. Все время он был боевиком. Других поручений не имел.
— Почему вам приказали пробираться на запад в рядах Красной Армии? Неужели не было более безопасного пути?
— Несколько таких групп, как наша, погибли в столкновениях с советскими пограничниками. Поэтому штаб УПА решил не рисковать. Нас предупредили, что на фронт мы попадем не сразу, возможно, сначала направят в запасной полк. Так и получилось. В запасном полку мы заявили, что военную подготовку прошли до тридцать девятого года, умеем пользоваться оружием. Уже тут, в танковой бригаде, Чернота советовал мне и Сокире пойти в писари.
— Зачем?
— Считал, что это ближе всего к шифровальной работе. Говорил, если бы мы пришли к американцам или к англичанам с хорошими материалами о Краской Армии, нас приняли бы, как нужных людей, что от того, с чем мы придем, зависит наше будущее. Я отказался стать писарем, сославшись на то, что не знаю русского языка.
— Почему же вы не прислушались к советам Черноты? — спросил Тарасюк.
— Информация о Красной Армии мне была ни к чему. Я уже тогда твердо решил порвать с националистами. И все же, поверьте, нелегко решиться пойти в контрразведку. Я поставил на карту не только свою жизнь, но и жизнь моих родных: если в подполье дознаются, что я выдал группу, им — конец. Всех уничтожат эсбисты.
— Успокойтесь, — сказал Тарасюк. — Мы позаботимся, чтобы этого не случилось. Тут многое зависит от вас. Во время встреч с членами группы вы должны вести себя очень осторожно. Особенно остерегайтесь Черноты. Видно, он человек действительно хитрый. Но и вы, как член ОУН, имеете некоторый опыт…
Полковник взглянул в глаза Мамчуру:
— Скажите откровенно, чем вы занимались в организации?
— Работал референтом по пропаганде: писал листовки, следил, как ведется пропагандистская работа среди населения. Почти два года был в группе связи центрального провода ОУН с краевыми проводами, потом в референтуре связи самого Романа Шухевича. Я поддерживал связи с краевыми проводами «Подолье» и «Карпаты».
— Вот видите, в ОУН вам везло на посты, — шутливо заметил Ченчевич. — Больше даже, чем бывшему командиру роты дивизии СС «Галиция» Черноте. Почему же тогда старшим группы назначили его, а не вас?
— Я должен был получить другое задание. А что касается, как вы говорите, постов, так они у нас одинаковые. Характеризуя Черноту, я забыл сказать, что он был референтом СБ окружного провода ОУН, а позже его, как и меня, Шухевич взял в референтуру связи.
— Все ясно. Теперь о задании, которое вы должны были получить еще до выхода в составе группы, — напомнил полковник. — В чем оно заключалось?
— Я уже выполнял подобные поручения Шухевича: со Львовщины ходил на Тернопольщину на связь с членом центрального провода по кличке Петро. Последний раз, когда я вернулся от Петра из Шумских лесов в Щирецкий район[15]
и отдал почту Шухевичу, тот просмотрел ее и начал укорять меня за то, что последнее время не находит сведений о положении в тылу Красной Армии. Это меня удивило. Во-первых, немцы были уже далеко, и советские части сражались за Вислой, а во-вторых, я мог передать только разведданные, полученные от Петра. Тогда Шухевич приказал мне снова пойти к Петру. Это и было моим заданием.— Говорил вам Шухевич, зачем ему такая информация? — спросил Миколу Тарасюк.
— Нет, не говорил.
— И вы не поинтересовались?
— Пытался, но чрезмерное любопытство… Вы знаете, что делают с теми, чье поведение вызвало хотя бы самое малое подозрение? Таких людей подполье ликвидирует. Я был в близких отношениях с Шухевичем и с Петром. Они относились ко мне доброжелательно. И когда я как-то спросил Петра: «Зачем собираем информацию военного характера?» Петра как шилом кто ткнул. Он вскочил на ноги, схватил меня за подбородок и процедил сквозь зубы: «А тебе надо знать? Твое дело, собака, — выполнять приказ. Ты боец организации, и не больше. Хорошо, что я тебе верю, иначе…» Он не договорил, но и без того все было ясно.
— Вам известно, кому передавали националисты такую информацию?