Операция "Дозор"

- А кем ты станешь, когда школу закончишь?

- Военным! Генедалом буду!

- Защитником Родины, значит…

- Нет, нападающим! Как только вдаг поднимется, я сдазу нападу!

Полторасыч сбросил очки на кончик носа, долго смотрел на Бастика:

- Молодец!… Держи-ка тут - я шил вколочу…

Очередь распалась - заинтересовались ребята ремонтом табуреток: скажи любому - кинется в помощники Полторасычу. Да вот Бастик первым успел и - завидно другим…

Пантелей получил свой рюкзак, достал из него шерстяной свитер с короткими рукавами и здесь же, у камеры хранения, натянул его. Свитер был не нов, многажды стиран, стал тесноват, но зато хорошо облегал тело, словно мускулы вдруг бугристо наливались.

Пантелей пошел в кино важный и солидный, как настоящий силач. Даже локти в сторону вывернул, будто могучие мускулы мешали прижать их к бокам. И на скамейке перед экраном сидел, широко расставив ноги и положив кулаки на колени.

Во время концертов и киносеансов каждый отряд занимает свои постоянные места. Малыши - у самой эстрады, старшие - подальше. Пятый отряд - в середине этого зала под открытым небом. Орионовна сидит с девчонками, а с мальчишек глаз не спускает.

Валерий Васильевич прохаживается вдоль рядов и нет-нет, да и войдет в зону шестого отряда, скажет словечко-другое Валерии Васильевне.

Плаврук решил использовать время, оставшееся до сеанса и, стоя перед экраном, читал вслух правила поведения на воде. Он взял утвержденные начальником лагеря правила и изложил их стихами. Чтоб получалось складно, он при чтении чуть-чуть изменял некоторые слова:

Балваться нельзя нигде!

А тем боле в воде!

Эммануил Османович, зачитав пункт, требовал повторить его хором.

Малыши старались:

Сколько можно повторять,

что запре!…щено нырять?

Ребята из старших отрядов только рты раскрывали и - ни звука. Эммануил Османович сердился, натягивал на лоб мичманку и. все начинал сначала: он отвечал за порядок на пляже и боролся за него всеми силами.

Никто никогда не видал, чтоб Эммануил Османович купался в море. Одни утверждали что во время тихого часа он заплывает за горизонт, другие язвили, что он плохо плавает, если вообще умеет плавать. Проверить это не удавалось…

Пантелей сидит почти у края скамейки, за спиной у Капы и Бастика. Слева от Пантелея - Митя Янцевич, справа - Санька Багров.

Санька ерзает и тарахтит:

- Кино - первый сорт! Про индейцев. Посмотришь - и самому в индейцы захочется!

Бастик оборачивается:

- Дазве это война у индейцев! Вот бы настоящую - с танками и пушками - показали! Как наши фашистов гдомили!

- Про войну у Полторасыча можно спросить! А индейцев кто у нас видел? - спорил Санька.

Но как только свет погас и на экране появилось название мультфильма, с которого начинался сеанс, Санька нырнул в темноту и растворился в ней. Это было замечательно ловкое нахальство - под носом у Валерия Васильевича проскочил. Такое - не повторить! Слишком редкая удача, чтоб сразу двоим повезло. Попробуешь сам - попадешься. Надо выждать, но это значит - время терять.

Попробовал Пантелей мультики смотреть - не смотрелось. А-а, была не была!… Предупредил Митю:

- Я сейчас, на минутку…

- Куда ты? С Санькой сговорился?

- Да ты что? Мне просто надо, - Пантелей огляделся: Валерия Васильевича нет ни возле пятого, ни возле шестого отряда, Орионовна от мультика не отрывается. - Ты побудь тут. Я скоро…

- А если я с тобой? - попросился Митя.

- Нельзя пока…

Пантелей перебрался на край скамьи, уставился на экран, будто сильно заинтересовался мультиком. Митя отвернулся, может, от обиды, может, для того, чтобы не привлекать к Пантелею внимания.

Миг потребовался на то, чтобы соскользнуть на траву и броситься за кусты, что окаймляют эстраду. И в этот миг на всякий случай схватился за живот. Если кто увидит, то скорее обсмеет, чем поднимет тревогу.

Два прыжка - и Пантелей у дорожки, обсаженной сиренью. Ровно подстриженные кусты тянулись, как два темных каменных забора. Между ними - залитый светом асфальт. На нем - ни души. Но выходить из тени опасно - еще наткнешься на кого-нибудь из взрослых, опоздавших в кино.

Прокрался по-за сиренью до высоченного кипариса, тень которого зачеркнула кусок асфальта. По этой тени пересек дорожку.

Он стремился к морю, но идти прямо к нему было рискованно - по курсу много открытых площадок. Взял левее, на склон, под которым выстроились в ряд слепые в этот час жилые домики. Почудилось, что кто-то там бродит, и Пантелей приник к жесткой траве, вслушался. Нет, это листва шуршит. Вскочил, оскользаясь, пробежал по склону и настороженно ступил в густую темень под старыми дубами. Над головою ровно и негромко гудело. Сквозь это гудение различался шелест листвы. Пантелей старался непременно определить, что и где шумит. Но при этом было и жутко, и гордо думалось, что он, одинокий, отважно продвигается в таинственной ночи и, отбрасывая страхи, стремится во что бы то ни стало достигнуть цели.