Операция «Эрзац»

— Я убеждён, — докладывал Лозин, — что Шилова — немецкий резидент. Именно от неё должен был получить мину Куликов, от неё же получит мину Климова, если только она уже её не получила. Неослабное наблюдение за Климовой приведёт нас к Шиловой.

— Вы убеждены, что диверсию должна осуществить Климова?

— За это говорит многое. Правда, насколько нам известно, мины на заводе ещё нет, во всяком случае её нет в печном отделении.

— Откуда такая уверенность?

— Сержант Малова следит за нею, не спуская глаз. Климова со вчерашнего дня не отлучалась с завода.

— Если мины нет у Климовой, значит, она у Шиловой. Шилову надо брать немедленно. У вас есть другой план?

Ответ Лозина прервал телефонный звонок. Старший майор взял трубку:

— Да? У меня. Передаю. — Он протянул трубку Лозину. — Это Ломов.

Донесение Ломова было кратким: Шилова не проживает в своей комнате с начала декабря. Найти её пока не удалось.

15. Решающий день

Очередная встреча Лозина с Маловой состоялась в парткоме хлебозавода. Ничего нового Малова сообщить не могла.

— Вчера Климова ненадолго отлучалась с завода. Ушла в двенадцать десять, пришла в четырнадцать тридцать.

— Вам известно, где она была?

— Только с её слов. Сказала, что идёт к старику Стопину узнать, нет ли новостей об Игоре.

— Предусмотрительная особа. Сказала заранее, чтобы избавиться от ваших вопросов…

— Она сказала неправду?

— Думаю, что это полуправда. А полуправда — лучшее прикрытие лжи. Она действительно ходила к Стопину, а что касается цели визита, то… Полагаю, что сведения о муже она получает из более верного источника, а старик мог её интересовать и по другой причине. Вы уверены, что и на этот раз ей не удалось пронести на завод мину? Напоминаю: мина может быть совсем небольшая, плоская, размером с десертную тарелку. Такую штуку можно незаметно пронести под одеждой…

— Товарищ капитан, все ваши указания были выполнены полностью. Я встретила Климову около общежития и сообщила ей о новом приказе директора: пропускать в цех только имеющих справки о посещении душа. До нашей смены оставалось чуть больше часа. Климова начала ругаться, кричать, почему не предупредили заранее, что теперь она не успеет поесть перед работой и так далее. Я сказала: «Ничего не случится, если не выйдешь сегодня на работу, обойдёмся и без тебя».

— Так, так, интересно, что она сказала на это?

— Стала на меня кричать, чтобы я не совалась не в своё дело. Такой злой я ещё её не видела. Я ей говорю: «Через полчаса душ закроют, идём скорее». И сразу же, не заходя в общежитие, мы пошли в заводскую душевую. Пока мы там мылись, вещи её были проверены. Ничего не обнаружено.

— Это мне известно. Но я не знал, что она до душевой не успела побывать в общежитии. Не спускайте с неё глаз! Сегодня мина должна оказаться на заводе. Вы помните, какое сегодня число?

— Двадцать второе. День, назначенный для диверсии.

— Точнее — ночь. Для диверсии намечен не день, ночь. С кем Климова дружит на заводе?

— По-моему, ни с кем. Говорят, дружила раньше с Кормановой.

— Почему Корманова вдруг ушла из общежития?

— Климова мне говорила, что ей удалось приобрести времянку и достать дрова. За хлеб, конечно.

— Добавьте, — за краденый. Итак, вы должны превратиться в тень Климовой. Каждая минута её жизни на заводе должна быть вам известна. Наружное наблюдение проводится по-прежнему без вашего участия. Руководство завода получило от нас нужные указания.

— Они знают о Климовой?

— Что именно?

— Что она готовит диверсию.

— Товарищ сержант, этого не знаем и мы. — Заметив удивлённый взгляд Маловой, Лозин добавил: — Знать и предполагать — не одно и то же. И, боже вас сохрани, отожествлять в нашей работе эти два понятия!

* * *

В печном отделении, как всегда, было жарко. Липкий керосиновый чад застойно висел в воздухе. Несколько работниц ожесточённо выбивали из металлических форм буханки тяжёлого хлеба. Непрерывный грохот заглушал ритмичные удары радиометронома.

Корманова и Климова работали в паре. Стоя у большой чаши с соляркой, Корманова старательно протирала тряпкой чёрные хлебопекарные формы и подталкивала их к Климовой. Заученным движением, не глядя, Климова загружала смазанные формы разделанными кусками тёмного теста.

Разговаривать в таком шуме было трудно, но почему-то сегодня Корманова была разговорчива, как никогда.

— В этом джазе и сирены не услышишь! — прокричала она Климовой.

— А зачем тебе её слышать? Мы же всё равно не можем бросать работу по тревоге.

На других заводах чуть тревога — рабочие в бомбоубежище, а мы? — Корманова вытерла рукавом белой рубахи потный лоб. — Знаешь, кто мы? Гимнасты без лонжи под куполом цирка. Смертники мы, вот кто!

— А что будешь делать? Такой завод стоять не может, а бомбят день и ночь… То бомбы, то снаряды…

Но именно в этот вечер фашистская артиллерия потревожила район только один раз. В девять вечера где-то рядом грохнул снаряд и завод вздрогнул от фундамента до крыши. Но взрыва не последовало.

— Совсем близко, — сказала Малова. — Хорошо, что не взорвался.

— Рано или поздно, а наш завод фриц нащупает, — сказала Корманова.