Операция «Фараон», или Тайна египетской статуэтки

Халима позволила отнести себя в комнату, шикарно обставленную, с двумя огромными окнами. Под одним из них стоял диван, обтянутый синей кожей в соответствии с модой. Макс положил Халиму на кушетку, так что она увидела ночное небо в окне. Теперь, когда Макс был рядом, она была готова на все. Это было похоже на сон.

— Ты совсем не удивлен тем, что я пришла, — сказала Халима, Макс же теснее прижался к ней.

— А должен был? — Он склонился над ней, глядя в глаза.

— Да, — ответила Халима. — Это бы доказало, что ты принял всерьез мои слова прощания.

— Ах, я принял их всерьез, отнесся к ним даже слишком серьезно. Я был опечален. Но я знал, что ты вернешься. Разум не может убить твоего чувства.

— Ах, если бы ты не был так самоуверен, — ответила Халима смущенно, — и не обладал столь бесстыдным самообладанием!

— Самообладание, по словам одного из поэтов, — основа нравственности, — засмеялся Никит.

— И ты никогда не ведешь себя безнравственно? Я имею в виду, что должна сделать женщина, чтобы…

— Что?

— …чтобы ты переспал с ней?

Макс долго смотрел на Халиму и, разглядев едва заметные движения ее лица — нервное подергивание уголка глаза и подрагивание ноздрей, — осторожно опустился на нее. Он отвел ее руки за голову и медленно начал двигаться. Халима закрыла глаза и позволила этому случиться.

Мягкие движения мужчины привели Халиму в состояние опьянения, которое — о чем она и мечтала — заставило ее забыть обо всем. Внезапно ее тело восстало, и, как пойманный зверь, она начала вырываться, будто желая защититься от мужчины, от своих чувств, тогда как в тот момент она ничего сильнее не желала, как любить этого мужчину.

Двумя днями позже Омар вернулся в Берлин и, узнав о том, что произошло за время его отсутствия, почувствовал, что мир рухнул. Беспомощно бродил он по улицам огромного города, не в состоянии собраться с мыслями. Ну почему, почему, бормотал он целыми днями.

На мосту Императора Вильгельма за собором он остановился и долго смотрел на медленно текущую воду. Ему хотелось умереть; но чем больше он думал о смерти, тем сильнее его охватывала ненависть к мужчине, отнявшему у него женщину. Оружие! Ему нужен был револьвер, шестизарядный, этого хватит. На вокзале Александер-плац был неплохой выбор. Как во сне, он направился вверх по улице Императора Вильгельма в сторону Маркгалле, свернул на Нойе Фридрихштрассе и по ней дошел до вокзала.

Темнело, и город осветили сотни огней. Толпы людей валили из слишком узких дверей вокзала. Повсюду сновали спекулянты и безработные, и Омар внимательно присматривался к ним, ища того, кто мог бы предложить интересующий его товар. Один предлагал кокаин, другой — половину поросенка в обмен на фортепиано, еще один прошептал, что у него есть партия крема «Муссон», шестьдесят штук в коробке. Револьвер? — Нет. Может быть, у Кале Эльзнер. — Где? — У Ашингера на Александер-плац, но не раньше десяти.

На Александер-плац было полно народа и транспорта. Казалось, все автомобили, омнибусы, такси и трамваи города съехались сюда.

Маленькая блондинка не старше восемнадцати лет потянула Омара за рукав:

— Привет, господин, хотите немножко удовольствия?

— Я не хочу удовольствия, я хочу револьвер! — проворчал Омар на своем плохом немецком и попытался отделаться от девочки.

— Револьвер? — не отставала блондинка. — Эй, парень, не сходи с ума. Не ищи несчастья на свою голову.

Теперь Омар взглянул на девочку. Не ищи несчастья на свою голову. Так коротко и четко. Звучало, как строка Корана. Просто смешно. Вот появилась незнакомка, девка, и вернула ему рассудок.

— Меня зовут Тилли, — сказала малышка, решив, что заинтересовала господина. Она подняла руку с растопыренными пальцами, подмигнув: — Пять, только для тебя!

— Что пять?

— Ну, тысяч. За удовольствие!

Омар, наконец, понял. В то время столько же стоили фунт чая или дешевая рубашка.

— У меня топят. Это возле полицейского участка. Ну, дай же волю своим желаниям! Не можешь же ты оставить несовершеннолетнюю вот так, одну на улице!

У Тилли было милое, открытое лицо. Светлые волосы падали ей на глаза, и она время от времени сдувала их в сторону, выставляя вперед нижнюю губу. Она была стройной и изящной, но ее грудь не заметить было нельзя.

— Ты ведь не здешний? — спросила она, потому что Омар все еще молчал. — Выглядишь как-то удрученно. Я тебя развеселю.

Внезапно Омар потянулся к сумке, вынул пачку купюр и протянул девушке. Тилли сделала реверанс, будто маленькая девочка, и засунула деньги в поношенную бархатную сумочку.

Комната с отоплением находилась на первом этаже, сразу за входной дверью в дом, и Тилли гордо сообщила, что живет с подругой. Та рекламирует сигареты в ночном клубе в Шарлоттенбурге, так что ночью квартира свободна. Омар опустился в яркое кресло, на котором оставили отпечаток пережитые им годы, и посмотрел на девушку, которая начала раздеваться, будто бы это было самым обыкновенным занятием.