Операция «Гадюка»

Я стоял, облокотившись о бруствер, и разглядывал смутный мир. Мир сплошной войны. Идущей извечно, но не оставляющей, как ни странно, ничего, кроме перекопанной и перемешанной земли. Где же трупы, оставшиеся после боев? Вернее всего, их хоронят.

Я оглянулся. Мордвин начищал наконечник копья сухой глиной.

— А ты давно здесь? — спросил я.

— Почти на пределе. Дольше, чем Коршун, — сказал Мордвин. — Скоро мне в отпуск идти.

— Домой?

— Черт его знает, ждут ли меня, — вздохнул тот. Впрочем, вполне искренне. — Пойду посмотрю, а там решу. Может, назад попрошусь. Тут порядок, а там — неизвестно.

— А куда мертвые деваются? — спросил я.

— Вопрос непонятный, — ответил старшина. — Ты человек образованный, младший командир, должен знать, что каждого хоронят по религиозному обряду — сжигают, чтобы душа летела, куда ей придется, пока не найдет новое тело.

— Такого патер-лама не говорил, — заметил я.

— А люди так думают. Все эти разговоры о червячках и собачках — это они придумали. Мы, старослужащие, знаем — человек всегда останется человеком. Кого душа найдет на замену, в того и притулится.

Глубокая философия Мордвина мне была недоступна. Но даже здесь, в мире искусственном и условном, как теневой театр, были свои ереси и внутренние споры.

— А за это не наказывают? — спросил я.

Мордвин не ответил.

Если за нами кто-то наблюдает, то мы, вернее всего, находимся под колпаком. И край колпака или купола, называйте как знаете, мы с Кимом видели, когда были в городе. И если это купол, то куда бы я ни пошел, то напорюсь на стенку. Вот проверка этого и будет моим следующим занятием. И еще: ведь мы как-то сюда попали. Верно? Значит, в куполе есть дырка. Дверь, ворота. Надо дождаться темноты… а сколько я уже здесь? Наверное, не меньше целого дня. И толком не захотел есть и не захотел спать… Значит, я сплю.

Я сплю?

Ни черта подобного. Я думаю, когда же наконец все лягут спать, чтобы взлететь наверх и дотронуться до крыши.

— А когда будет ночь? — спросил я Мордвина.

— Что? — не понял он.

— Ночь. Ты что, ночи не знаешь? Ты летний чукча?

— Ночь? А что такое летний чукча?

— Чукчи — такой народ, у них летом ночи не бывает, — объяснил я.

Он меня не понял — вынули из его головки понимание смены времени суток. Зачем?

— Но спать ты когда будешь? — спросил я.

— Спать не придется, — сказал Мордвин. — Уже кончается отдых. Вот-вот начнется боевое время.

— А что будет?

— Как всегда, — сказал Мордвин.

Он любовался, как славно начищен наконечник копья.

— Сначала поединок, — сказал он. — Сегодня очень важный поединок. До нашего города — всего ничего. За самой спиной стоит.

— А их город далеко? — спросил я.

— Отсюда не видно. Они же наступают! Они почти всю нашу землю захватили. Разве это не понятно?

— Понятно, — сказал я. — Значит, ты не помнишь того времени, когда наши наступали и к их городу подходили?

— До меня это было. Но, наверное, наступали.

Справа донеслись крики. Я поспешил туда. Мордвин за мной. Но оказалось, что это ложная тревога. Мои новички увидели какой-то черный шар или шарик и стали по нему стрелять. Шарик улетел.

— По шарикам стрелять нельзя, — сказал Мордвин. Прибежал и Коршун. Узнал про шарики и повторил слова Мордвина.

— А что это за шарики?

— Погоди, увидишь их, особенно во время боя их много. Что-то вроде жуков.

— Разве такие жуки бывают?

— Значит, бывают. И глупости это — по жукам стрелять. Теперь ублюдки начнут.

И в самом деле — не успел он договорить, как в стенку траншеи за моей спиной вонзилась стрела.

Мордвин вытащил ее из глины и подал мне.

— У них наконечники тяжелее, — сказал он.

— Зато наша стрела дальше летит, — заметил Коршун.

Он быстро ушел обратно, а я велел Мордвину оставаться в траншее и под предлогом того, что хочу проверить фланг, пригибаясь, побежал в бурелом.

Плохо быть неинформированным. То ли дело — работа разведчиком в Великой Отечественной войне: ты уходишь в ставку Гитлера и заранее знаешь не только ее адрес, но и имена всех начальников департаментов. У тебя есть радист, который послушно передаст в центр все твои измышления, и даже начальник, который ответит тебе отеческим выговором.

Теперь возьмем меня. Ваш шпион находится в лагере врага, которого еще не видал, не подозревает, где тот скрывается, зачем захватил столько людей да еще вложил в их мозг ложную память. Не знают они, зачем мы защищаем нашими слабыми силами пустой город? И вообще в какой точке Галактики оказался?

Вернусь ли я когда-нибудь домой к моей девушке Катрин и начальнице лаборатории Калерии, я уже сильно сомневаюсь. Потому что обратной двери, то есть выхода, может и не быть.

По моим расчетам, до начала так называемого боевого времени оставалось немного, вряд ли больше получаса.

Какого черта они сняли со всех нас часы? Ну дайте мне ответ хоть на один вопрос! Я больше приставать не буду.

Размышляя так, я быстро бежал по канаве к бурелому, из которого поднимались зубцы обрушенных стен и какие-то кривые бревна. За буреломом должна течь речка. Но вот течет ли она — это я и должен был проверить. Все думают, что она течет. Я сомневаюсь.

Знаете, почему?