Операция «Гадюка»

«Голубчик, — подумал я, — представь себе, что перед тобой стоит твой начальник, любимый или ненавистный, который вылез из койки, чтобы проверить, как ты несешь свой крест, не холодно, не страшно ли тебе на твоем крестном пути?»

— Как служится? — спросил я.

А охранник, крутой молодец, увидел своего прямого и грозного начальника.

— Иван Сергеевич, — сказал он, — а я в темноте вас за кого-то еще принял.

— А вот этого делать не следует, — пошутил я. — А то еще выстрелишь невзначай.

— Ну, как можно? Я же печенками чую.

— Если чуешь, тогда скажи мне, телеграмму приносили?

— Приносили, — сразу признался охранник. — Недавно приносили. Я только прикорнул — вы не думайте, я так, несерьезно — и слышу звонок. Ну ведь могли до утра подождать? Я уж им сказал…

— Зря сказал. У тебя своя работа, у них своя. От того, насколько быстро ты передал телеграмму, зависит жизнь людей и принцип дела, ты меня понимаешь?

— Понимаю! — радостно откликнулся охранник и вытащил из верхнего кармана куртки смятую телеграмму.

«Значит, есть еще люди в нашей стране, которые не спят, чтобы принести вовремя телеграмму, понимаете?»

Охранника я отпускать не стал — пригодится.

Прочел телеграмму. Странную, но подтвердившую все мои подозрения.

МОСКВА ИНСТИТУТ ЭКСПЕРТИЗЫ

ГАГАРИНУ БОЛОГОЕ ПОЧТА

ЕГОР

Во-первых, у него плохо с деньгами. Иначе бы объяснил все понятнее. Во-вторых, он сам не знает, куда едет.

Я посмотрел, откуда отправлена телеграмма: из Петербурга.

Значит, с вокзала — и он отправляется поездом в Бологое.

Теперь посмотрим на время отправления: 22.40.

Я сказал охраннику:

— Возвращайтесь на пост. Удвойте бдительность. Считайте, что институт объявлен на особом положении.

— Слушаюсь, — ответил охранник.

Он подобрался, выпрямился — и уже не казался страшным бугаем бандитской породы. Я взял с доски ключ от лаборатории.

Я быстро прошел к нам; в лаборатории было слишком пусто и свободно.

Надо действовать.

Сначала я позвонил Калерии.

— Извините, что разбудил, — сказал я.

— Я еще не ложилась, — ответила моя начальница.

— Это для меня — камень с души, — сказал я.

— Говори, что стряслось, — спросила Калерия Петровна.

— Объявился Егор Чехонин.

— Не может быть! Где? Как? Ему плохо?

— Помните историю с Максимовкой?

— Почему бы не помнить?

— По моему разумению, на этот раз Егор находится в Питере, он дал оттуда телеграмму.

— Прочти ее.

Я прочел телеграмму.

— У него нет денег, — сказала моя прозорливая Калерия. — Он ведь умный мальчик, а так мало информации.

— Что еще? — спросил я. Мне хотелось, чтобы Калерия подтвердила или развила мои мысли.

— Места назначения он не знает. Иначе бы дал хоть это слово.

— Чего нам ждать? — спросил я.

— Через двадцать минут я буду в институте, — сказала Калерия. — Пока позвони домой Мише… и на вокзал. В справочную. Сначала даже в справочную. Когда отходит ближайший к телеграмме поезд на Москву с остановкой в Бологом и во сколько он там будет.

Мне стало легче. Калерия взяла дело в свои руки.

Она не ахает, не вздыхает. Если бы дело было пустым, она бы велела мне ехать домой и легла бы спать.

Эх, донести бы до Егора мои мысли, знать бы ему, что он не один. Бологое в пять сорок утра, при условии, что они взяли билеты именно на ближайший поезд. Так что до прибытия поезда остается три часа.

Гигантский отрезок времени!

Затем я решился и набрал телефон дяди Миши. Ему в конечном счете решать.

Никто не взял трубку. Затем включился автоответчик и сообщил мне, что Михаилу Ивановичу можно позвонить утром по такому-то телефону после девяти часов.

Может, он в командировке и именно сейчас прижимает к своей груди нашего Чехонина либо не выносит, когда его будят среди ночи.

Затем я позвонил во Внуково, чтобы узнать, когда ближайший рейс на Бологое. Таковых рейсов не оказалось.

Пока я занимался звонками, прошло минут десять-пятнадцать.

В коридоре послышались быстрые шаги.

В дверях возникла Калерия Петровна, свежая, веселая, бодрая и в меру накрашенная.

За ее спиной маячил охранник, который не пожелал оставить ее без внимания.

— Тут явилась, — сообщил он мне.

— Все правильно, — сказал я, не без труда принимая образ его строгого начальника. — Пропусти женщину и иди на пост.

Охранник был счастлив оттого, что им так хорошо командуют. Он шикарно развернулся и скрылся в темном коридоре.

— Гарик, — сказала Калерия, — ты опять за свое?

— Это был единственный способ его урезонить, — ответил я. — И сейчас не время быть деликатным.

— Не согласна, — сказала Калерия, — деликатным никогда не мешает быть. Быть деликатным — допустимо, — процитировала она известного мне поэта.

Она прошла к моему столику и взглянула на листки бумаги, на которых я записывал информацию и чертил загогулины, пока ждал ответа.

— Так, — сказала она. — Осталось три часа. Нам туда не успеть, а пускать на этом этапе чужих людей, даже очень умных и ответственных, мне не хочется.

— Мне тоже.

— Не зная, что происходит и в каком положении находится Егорка, мы можем наломать дров.

С этим я тоже не спорил.

— А что с Мишей?

Я сказал, что автоответчик отослал меня далеко.