Операция «Гильгамеш»

— Много знать будете… Охрана надежная. И, к тому же, не из нашей фирмы, которая давно насквозь просвечена…

— По-моему, — за нами хвост, — переключая скорость, сказал Саша.

— Не обращай внимания, это — с Лубянки. — Завеса усмехнулся. — Теперь у нас с ними союз…

— А нельзя было этот союз чуть раньше заключить? До того как они на Серегу наехали?

— Тут все очень непросто. Слишком сложные структуры в нашем деле задействованы, потому и неразбериха такая. В органах ведь тоже группировки имеются. Мы же, в России, по настоящему консолидируемся только когда серьёзная внешняя угроза появляется…

— Неужели уже и внешняя появилась? — спросил Саша.

— Думаете, в Красном Море Ингой никто из Дальнего Зарубежья не заинтересуется?

— Не понимаю, — сказал Саша, разворачивая машину на улицу Горького, которая в этом мире так и не стала вновь Тверской. — Ну, умеет девчонка плавать под водой чуть дольше других. Ну, еще вроде бы какими-то способностями обладает. Да мало ли таких?!

— Значит, есть что-то еще, наверное, а? — Завеса вновь хитро посмотрел на Андрея…

2. Долгожитель Пушкарев

Первым решили посетить бывшего директора засекреченного института Бориса Семеновича Пушкарева. Почетный член множества зарубежных академий проживал в «сталинском» доме. Поэтому потолки в квартире были высокими, а окна — узкими, что делало интерьер жилища академика достаточно необычным.

— Годы, знаете ли, дают о себе знать, — слегка охрипшим голосом жаловался Борис Семенович, позируя перед фотокамерой. — И это, несмотря на примерный образ жизни, тренировки и закаливание…

Выглядел академик, значительно моложе своих лет, но даже относительно малое количество морщин и отсутствие мешков под глазами, не могли омолодить его глаз, с мудрой тоской взирающих на окружающий мир. В целом же худощавое лицо академика оставалось еще достаточно энергичным.

Пока моложавая супруга Бориса Семеновича накрывала на стол, новоявленные журналисты попытались взять быка за рога.

— В основном нас интересуют последние годы вашей работы в институте, — мягко сказал Аркадий Петрович. — Нам, конечно, интересен период вашего знакомства с Вавиловым, Лысенко и Мичуриным, но у нас уже есть подборка материалов об этом времени.

— Без пролога вам не понять того, что было позднее! — возразил Борис Семенович. — Уверен, ваши познания в генетике поверхностны. Даже после разоблачения Лысенко и официального признания генетики трудностей было немало. Тем более что Дубинин, ставший в те годы, знаете ли, знаменем советской генетики, тоже был человек непростой…

— А в каком году вы возглавили институт? — поинтересовался Андрей, чтобы перевести воспоминания академика ближе к делу.

— В шестьдесят девятом. Накануне столетия Ленина. Нам тогда дали жесткие установки: в каждой сфере знаний выдать, так сказать, «на гора», крупное открытие, или хотя бы изобретение. Для подтверждения приоритета советской науки. Ведь и на Луну тогда с огромным риском нашу тройку запузырили!

— А вы помните Виктора Киселева? — спросил Завеса.

— Как же не помнить! — оживился академик. — Виктор, конечно, был юношей экстравагантным, но он подавал большие надежды. Вместе с тем, хоть я никогда не отличался особенной религиозностью, что-то меня останавливало от вторжения в эту сферу. А Киселев был слишком нетерпелив. И этот его странный уход… Он, знаете ли, вплотную подошел к эпохальному открытию, и вдруг — такой выверт… Я понимаю: личная трагедия и все такое. Но мне, к примеру, именно работа помогала переносить всякие житейские невзгоды…

— Брижинский, наверное, покладистей был? — ввернул вопрос Аркадий Петрович.

— Несомненно… — Пушкарев внимательно посмотрел на Завесу. — Однако до Киселева ему было, ох, как далеко! Не было в нем, знаете ли, искры божьей. Он больше, простите, задом брал. Или хитростью. Ни для кого не секрет, что он подсиживал Киселева. Тема-то была перспективная…

— А что это за тема такая? — как можно равнодушнее спросил Завеса.

— Тема была закрытая, — насторожился Пушкарёв. — Я же давал подписку…

— Так ведь столько лет прошло! — удивился Андрей.

В это мгновение очень некстати зазвонил будильник.

— Извините, у меня режим, — обрадовался Борис Семенович и бодро вскочил со стула. — Впрочем, вы можете составить мне компанию. У нас тут, рядышком, совершенно замечательные пруды. Рекомендую. Закаливание, друзья мои, есть панацея от всех заболеваний!..

— Но ведь вы же простужены! — изумился Андрей.

— Клин — клином! Очень рекомендую. Берегите здоровье смолоду, знаете ли…

Пруды находились в получасе ходьбы от дома.

Борис Семенович разделся еще в лесочке и вдоль прудов шел в одних плавках и босоножках.

— Воздушные ванны — не менее полезны, чем водные, — наставительно вещал академик, голос которого на воздухе, как ни странно, окреп. — Сейчас, пока вы молоды, вам кажется, что здоровыми вы будете вечно. А за здоровье, знаете ли, бороться надо. Хотя я прекрасно помню, что в вашем возрасте старики казались мне совершенно ненужным балластом…

— Ну, что вы! — попытался возразить Андрей. — Я, к примеру, вовсе так не считаю!