Операция "ГОРБИ"

Горбачев призадумался. Ему показалось, что Америка решила отказать ему в дальнейшей дружбе и холодная война возвращается. Поэтому, когда вспыхнул конфликт между Арменией и Азербайджаном, глава Союза был уже осторожнее. Февраль 1988 года. Митинг на территории Нагорного Карабаха (Армения). Несколько дней спустя — митинг в Сумгаите (Азербайджан). Горбачев не хотел ссориться с Америкой. Но что делать с армяно-азербайджанской резней и погромами? Этого он тоже не знал.

Решение он поручил принять Шеварднадзе. Все-таки он родом тоже с юга, из одной из этих непростых республик, где православие и мусульманство, социализм, коммунизм, и древние тейповые традиции — все спуталось, смешалось в единый узел. И вот сейчас мудрый грузин Эдуард Амвросиевич должен был принять единственно верное решение,устраивающее все стороны. То есть что-то из области фантастики.

А впрочем, всем своим нутром Шеварднадзе чувствовал: какое решение он бы ни принял, Горбачев попросит его с этим решением «тормознуть». Горбачев был нерешительным и осто-

рожным во всем, что выходило за рамки кремлевской крысиной подковерной борьбы за власть. Заполучив благодаря хитрым интригам в свои руки этой власти гораздо больше, чем он мог ею распоряжаться, Горбачев напоминал прожорливого воробья, отхватившего от чужого пирога куда больший кусок, чем в состоянии был проглотить. И теперь он буквально давился этой властью, не знал, что с ней делать. И все время огладывался на Америку, прислушивался к ее советам... а своих требований не выдвигал, боясь перессориться с Рейганом и Бушем.

Стало заметно прохладнее, и Арагва почти скрылась в ночном мраке. «Мы сделаем всего одну уступку политике жесткого «центра». Всего одну. Мы ослабим давление «руки Москвы», как того хочет Запад, — подумал Шеварднадзе. — Разве мы от этого проиграем? Или что-то потеряем? Разве это пошатнет геополитическое равновесие? Политика — вещь инертная. Если мы позволим Карабахскому конфликту тихо тлеть, то ничего не потеряем. А вот если я буду там подавлять жестко этот конфликт — то я однозначно потеряю свое кресло. Горбачев хочет мира и демократии и никакого насилия — это условие Запада. Хорошо. Мы сделаем один шаг навстречу Западу. Но не больше....»

Пройдет совсем немного времени, и в родном грузинском Тбилиси в апреле 1989 года прокатится митинг... Национальные конфликты, не затушенные горячие точки Казахстана, Армении и Азербайджана доберутся и до родины главы МИД — Грузии. И это будет только начало распада страны. Совсем иначе поведет себя Китай, жестоко подавив в том же 1989 году на площади Тяньаньмэнь студенческие волнения. Политикам Китая будет наплевать на свой имидж в глазах Запада. Страна Красных Драконов и белого шелка за свою 5-тысячелетнюю историю твердо запомнит, что, отстаивая собственные государственные интересы, непременно разрушишь интересы другой державы во внешней политике, ибо сильная держава — всегда чей-то противник. И Китай разгадает хитроумный замысел Запада и его шпионскую технологию... А Союз — нет.

В Союзе будет принят курс на «демократию и суверенные права народов союзных республик». Демократическая пресса с жаром начнет писать о том, что «Советский Союз — тюрьма народов», о необходимости лишить русский язык статуса «государственного». Вавилон, то есть Советский Союз, должен быть разрушен...

На берегу Арагвы стало совсем темно и тихо. Теперь даже белые барашки горного потока терялись где-то в глухом мраке. Линия горизонта исчезла, и чернота неба слилась с чернотой остроконечных гор.

Он приехал сюда всего на несколько дней. С неофициальным — чего раньше никогда не бывало в советской политике — визитом! Его рабочий кабинет — в Москве, на Смоленской площади. Но сама жизнь обязывает его все чаще возвращаться сюда, на родную грузинскую землю. В советской политике произошел удивительный перелом, и вся политическая жизнь резко перешла из официальной сферы в область политического закулисья. Официальные договора и встречи стали ни к чему не обязывающим «протоколом». Настоящая жизнь для советских политиков начиналась за кремлевскими стенами. В кулуарах. На неофициальных встречах в ресторанах, без прессы и посторонних лиц.

Политика перешла в сферу клановых интересов.

И его, Шеварднадзе, сейчас обязанности главы МИД интересовали лишь в той степени, в какой они нужны были для «протокола». Он готов был подписывать официальные бумаги, отбывать встречи на высшем уровне... Но отстаивать государственные интересы? Бороться за позиции своей державы из последних сил? Черта с два, времена дипломата Андрея Громыко давно прошли. Куда разумнее подумать о своих личных интересах и об интересах своего клана.