Операция "ГОРБИ"

Волны продолжали биться о прибрежную гальку, раз за разом упрямо выбрасывая ее на берег, и утаскивая обратно в моря, и день за днем, год за годом, столетие за столетием стачивая морские камни до идеально круглых голышей...

Перед ним — вечность...

— Солнце уже село, — неожиданно услышал он у себя за спиной. Лицо Раисы Максимовны избороздили тревожные морщины. Ее волосы беспорядочно разметал морской ветер. — А я думала полюбоваться закатом.

— Можно полюбоваться и звездами, — он взял ее за руку, чувствуя, что ее ладонь мертвенно похолодела. — Если, конечно, не помешает гроза. Видишь, какие зарницы? И гром... Думаю, надвигается сильный шторм.

— Шторм — это ерунда. — Раиса Максимовна озябло обхватила себя тонкими пальцами за плечи. — Самое страшное мы уже пережили. Какая непредсказуемая вещь — человеческая жизнь! Кто бы мог подумать...

Она посмотрела на него прищуренными рысьими глазами, слезящимися от ветра. Ее любимый палантин из велюровой вигони, привезенный из Англии, ниспадал тяжелыми палевыми складками.

— Не холодно, Миша? Вон с моря как дует... Может, сходить в дом, принести куртку?

— Не надо, Рая... — Он скрестил руки на груди. — Мне не холодно. Пойдем лучше прогуляемся по пирсу, пока дождь не начался?

Он обнял ее нежно за плечи, и они медленно, словно нащупывая почву под ногами, пошли по шуршащей гальке вдоль моря. Круглые голыши сыпались из-под ног и скатывалась в море.

Бетонный пирс казался фантастической взлетной полосой. Они не спеша пошли по этому пирсу. Раиса Максимовна опиралась на локоть своего мужа, словно не могла уже самостоятельно идти одна, без опоры. Всего один день состарил обоих на десятилетие. Влажный ветер трепал их волосы, хаотично раскидывая во все стороны. И Раиса Горбачева, вопреки своему обычаю

всегда и всюду великолепно выглядеть, сейчас даже не пыталась сохранить прическу. Ей было уже все равно. Впервые за все последние годы она вышла из дома без единого украшения: ни бриллиантовых сережек, ни золотых колечек, ни изящных цепочек и кулончиков — ничего. В одночасье роскошные побрякушки всего мира потеряли для нее всякую ценность.

Дойдя до конца пирса, уходящего обрывом прямо в море, Михаил Горбачев остановился, напряженно вглядываясь в темноту незаметно наступившей ночи. Он пристально смотрел в одну точку, словно где-то там, в ночном сумраке, скрывался ответ на все волнующие его вопросы.

— Прости меня! — Раиса Максимовна неожиданно обняла супруга за плечо. — Это все я, только я одна во всем виновата!

— Что ты такое говоришь, Рая? Опомнись!

— Это все... из-за меня. — Горбачева склонила влажное от внезапно набежавших слез лицо. — Я думала, что смогу ... быть твоей Музой...

— Ты и была ею, — Горбачев нежно прижал жену к себе. — И я тебе очень благодарен, что ты время была со мной рядом...

— Я не знаю, почему так? Господи, ну что у нас за народ такой... русский... идиотский, — Раиса Максимовна продолжала горестно всхлипывать. — Я уверена, Миша... ты сделал великое дело. Мы стали еще на один шаг ближе к цивилизованному миру.

— Спасибо на добром слове.

— Я верю в это! Ты очень смелый человек. И пройдет вся эта накипь... И люди сумеют увидеть истинный смысл твоих реформ. Наших с тобой реформ... — Раиса покачала головой и смахнула ладонью слезу. — Я всегда любила тебя, Миша... И все мои дела, и мои мысли были только...

Она не договорила и разрыдалась.

Крымские скалы, пропитанные морской солью, стояли неприступной громадой, остроконечным ожерельем, окружившим черное зеркало, и их вершины тонули в сизой дымке ночи, и туман, окутавший их склоны, одетые в зеленое кружево можжевельника и туи, казался снежной пеленой заблудившихся облаков, присевших отдохнуть на каменных уступах, еще сохранивших в себе тепло щедрого южного солнца.

«Пройдет еще несколько минут, и зажгутся звезды, — подумал Горбачев. — Если, конечно, надвигающаяся с моря гроза не обрушит на нас черную мглу печали и безвременья».

— Что же мы теперь будем делать, Миша?

— Ну... Вернемся в Москву, посадим за решетку всех этих... путчистов... и будем работать дальше... — Он не верил в собственные слова, просто пытался себя и жену успокоить. — Все будет хорошо...

— Ты думаешь?

— Да! Мы еще повоюем! Непременно... Послушай, принеси мне, пожалуйста, куртку... Стало свежо.

Раиса Максимовна покорно пошла к дому. Волны шуршали прибрежной галькой. Вольфрамовые всполохи зарниц и рокот грома приближались. «Как ее сломал и состарил всего один день!» — с жалостью подумал Михаил Горбачев, глядя вслед Раисе Максимовне, фигурка которой казалась ему хрупкой, маленькой и беспомощной, совсем как у школьницы.