Операция «Икс два нуля»

— А! — закричал хромой, который сидел в кресле. — А! Они уже вам известны! Я же говорил, что это воры… Ох, как мы распустили молодежь!

— А мы тоже помолчим! — вдруг строго сказал ему лейтенант. — Мы сделали заявление, а теперь помолчим!

После этого он опять обернулся к нам и так медленно, как на диктанте во втором классе, произнес:

— В этой книге все про вас есть!

Мы молчали как мертвые. Не знаю, что думали ребята, а я весь покрылся потом. Что было написано про меня в этой толстой книге? Может быть, как я однажды разбил стекло у Новоселовых? Может быть, как дрался с Федькой и разбил в кровь ему нос, и его мать бегала в милицию, а может быть, и про то, что я однажды вытаскивал из телефона-автомата двояки. Я пришел в автомат звонить, поднял трубку, а двояки как посыпятся. Целых шесть штук высыпалось. Ну, я их, конечно, собрал…

«Пропал!» — подумал я.

— У меня тут капитан знакомый! — шепнул Илюшка Матафонов, но лейтенант услышал его и приказал:

— Не шептаться!

После этого он схватил телефонную трубку и набрал номер.

— Петя! Ага? Здоров! Так вот что, Петя! — весело закричал в трубку лейтенант. — Тут у меня Матафонов Илья Митрофанович с компанией… Понимаешь, от «москвича» номер 23–10 откручивали детали… Да-да! Владелец застукал с поличным… Ну, как же, все они тут — четверо! Чего? А! Да-да… Ты так громко не говори, Петя, у меня трубка слышная. Так! Так!

Тут лейтенант стал такать в трубку, а сам уже ничего не говорил. Мы молчали, а хромой опять начал потеть, как лошадь, и все вытирал шею большим платком. Противный он был, страшно!

— Так… Так… Так! — говорил лейтенант. — Ну, добро, Петя!.. Я тебя понял, Петя!.. Сегодня на футболе увидимся, Петя! Будь здоров, Петя!

Лейтенант положил трубку, прищурил один глаз и посмотрел на хромого.

— Спасибо, товарищ Ячменев! — вежливо сказал он. — Вы можете быть свободны! Я с этим делом разберусь!

— До свидания, товарищ лейтенант, — сказал хромой.

— До свидания, товарищ Ячменев! — сказал лейтенант.

В комнате стало так тихо, как в землянке. Малыш затолкал в рот игрушку и молчал, мы сидели бледные, как известка, а лейтенант страшными глазами смотрел на нас. Он не двигал ни рукой, ни ногой, а только смотрел на нас, точно фотографировал. Мне было жутко.

— Мы не воры! — тихо сказал Илюшка Матафонов. — Мы наоборот, но мы не можем рассказывать…

— А если вы не воры, так чего же сидите здесь? — спросил лейтенант. — Шли бы себе домой! Что у вас, других дел нет?

— Бе-е-е-е! — сказал малыш, вытаскивая изо рта игрушку.

— Ме-е-е-е, — сказал ему лейтенант. — Не будешь теряться, бродяга. Ну, ничего: твоя мамочка уже едет…

— Как это — идти домой? — совсем тихо спросил Илюшка Матафонов. — Как это?..

— Ногами! — сказал лейтенант. — Ногами, Илья Митрофанович… Нет у меня машины вас домой возить — сам пешком хожу!

Но мы все еще сидели и смотрели на лейтенанта, как на чудо. И он рассердился:

— Мотайте, братцы, отсюда! — сердито закричал он. — Думаете, я не занятый человек! Еще как занятый… Так что вываливайтесь отсюда!

— До свидания! — сказали мы.

— До свидания! — сказал лейтенант. — И не лазьте больше под машины, если не умеете…

Мы вышли на улицу, тихонько спустились с высокого крыльца и остановились в тени тополей. Глаза у нас были круглые, как пятаки.

— Это он, наверное, Илюшка, с твоим знакомым капитаном по телефону разговаривал, — наконец сказал Валерка-Арифметик. — Он твою фамилию назвал, и капитан приказал нас отпустить…

— Нет у меня никакого знакомого капитана! — сказал Илюшка Матафонов. — Это я вам наврал про капитана…

— Зачем? — заорали мы.

— Чтобы не так было страшно…

Теперь уже совсем ничего нельзя было понять. «Вот в хвост его и в гриву! — подумал я. — Какие-то чудеса!» И на самом деле были чудеса. Ну, почему лейтенант отпустил нас, почему даже не спросил про «москвича», почему он говорил только про Илюшку, а не про всех нас?

Мы стояли и молчали, а потом тихонько пошли домой. Мы так и не поняли ничего.

Вечер перед операцией

Когда я говорил, что уже не боюсь Леньку Пискунова, я не хвастался, но я бы соврал, если бы стал говорить, что в ночь перед операцией «Икс два нуля» я был совсем спокойный. Наоборот, весь вечер и всю ночь я был нервный.

Я вообще нервный. Мама и папа говорят, что у меня слишком богатое воображение. Может быть, они правы. Когда я думал о завтрашнем дне, то мне такое представлялось — просто страшно! У меня вообще, когда мне что-нибудь кажется, всегда вертится в уме одно слово: «А вдруг!» Вот и в тот вечер мне все представлялось это слово. «А вдруг, — думал я, — с Ленькой и его дружками придет к землянке неизвестный мужик, а вдруг у Леньки есть еще взрослые сообщники!» Я, конечно, вспоминал и о ноже, но о нем я просто старался не думать.

Пришел я домой в тот вечер часов в девять, когда мама и папа сидели в общей комнате и собирались ужинать. У них бы такой вид, словно они давно ждали меня.

— А вот и наш Борька! — сказал папа.

— Добрый вечер! — ответил я.