Громов пожал плечами. Эта новость его совсем не удивила. Он и не такого наслышался за последние годы. Если уж подводные лодки иностранным фирмам сдают и ураном приторговывают, что говорить об истребителях. Так же, видимо, считали и работники телевидения. Сюжет о «сухих» не шел в блоке сенсаций дня, а рассматривался как курьез, потому что сразу после этого вызвавшего стуколинский гнев сообщения начались спортивные новости. Громов не стал вникать в детали, а сказал Алексею, чтобы тот готовился к отъезду на «полосу».
— Как?! — вскричал Стуколин. — Уже сегодня?
— Уже сегодня, — подтвердил майор. — Игра продолжается, Алексей. Забирай Женю и отправляйся.
— Будет исполнено, — сказал Стуколин с готовностью; он направился к двери, но на пороге приостановился и, обернувшись, спросил; — Слушай, Костя, они чего, идиоты?
— Кто? — Натовцы.
Майор, несколько минут назад размышлявший о том же самом, чуть помедлил, прежде чем ответить:
— Знаешь, я надеюсь, что они не приняли нас всерьез, недооценили… в первый раз… И тогда всё вполне объяснимо… логично…— он запнулся.
Старший лейтенант хоть и тяжеловат был на подъем, но тут что-то сообразил, и голос его зазвенел, когда он задал свой новый вопрос:
— А если мы их тоже недооцениваем? Громов покачал головой:
— Может быть и так, и эдак, — не сумел определиться он. — Что нам гадать? Просто будь осторожен, Алексей, лишний раз не высовывайся.
Майор знал, что совет этот представляется Стуколину «чепуховым»: если дело дойдет до рукоприкладства (или, не дай Бог, до стрельбы), старший лейтенант и не вспомнит, о чем предупреждал его командир, бросится в свалку, а там уж… там как повезет…
— Будь спокоен, — отмахнулся Стуколин. Лукашевич воспринял новость без энтузиазма, но готовность и дальше участвовать в операции «Испаньола» выказал. Только буркнул:
— Становится похоже на конвейер. После этого они вдвоем с Громовым отправились к зампотеху Никите Усачеву, чтобы «порадовать» его приказом готовить к вылету два истребителя. Усачев в свою очередь необычайно удивился возросшей активности командования округом, назначившего новый внеплановый тренировочный полет через неделю после первого.
— Чего это они? — почесал Усачев в затылке, недружелюбно разглядывая вошедших. — Воевать, что ль, собрались?
У него были основания для того, чтобы удивляться и делать столь мрачные прогнозы. В годы, которые принято называть «застойными», снабжению армии и флота уделялось повышенное внимание и нормой налета для кадрового офицера ВВС считалось сорок часов в год — меньше просто нельзя. Однако времена изменились, топливо нынче государство предпочитало продавать за границу, а не жечь «попусту», и норма сократилась до двадцати, а позже — до пятнадцати часов в год. Притом, что натовский пилот не считается боевым летчиком, не налетав сто часов. Почувствуйте, как говорится, разницу.
— Тушенку отрабатывать надо, — попробовал пошутить Лукашевич, высказав таким образом мысль, которая давно вертелась на языке, но Громов так на него глянул, что всякая охота балагурить на эту тему у Алексея мгновенно пропала.
К утру следующего дня два «МиГа» были подготовлены и выведены из ангаров. (Кольский полуостров, сентябрь 1998 года)
В день второго вылета в рамках операции «Испаньола» погода не задалась. Приближался сезон осенних дождей, и с утра лило так, будто где-то в небесном клозете прорвало ржавую трубу и миру теперь грозит новый потоп. Ко всему дул холодный северный ветер; на Рыбачьем, где последние сто тысяч лет ничего не росло, кроме мхов, укрыться от него было негде, и это создавало дополнительную проблему для тех, кто сегодня собирался подняться в небо по взлетно-посадочной полосе, тянущейся с востока на запад.
Впрочем, для летного состава воинской части 461-13 «бис» описанные трудности были не в новинку, и в положенное время Громов с Лукашевичем заняли свои места в кабинах «МиГов». КДП дал разрешение на взлет, и машины начали разбег. Боковым ветром истребители сносило в сторону, но на этот случай существовал особый маневр, описанный во всех инструкциях. Чтобы не допустить заваливания самолета на крыло и возможного повторного касания взлетно-посадочной полосы, следует выставить элероны [48] против ветра во избежание малейшего крена. К тому же необходимо следить за скоростью — отрыв при малом ее значении под сильным ветром может привести к катастрофе. Пилоты проделали всю процедуру на чистом автомате, закрепленном годами тренировок и боевых вылетов.
Когда истребители, набирая высоту и скорость, преодолели слой облачности, Лукашевич на секунду с удовольствием зажмурился. Как ни странно, ему нравилось летать в пасмурную погоду. Особое же удовольствие он получал именно в момент перехода — перехода из одной реальности в другую, из мира слякоти и серого низкого, давящего неба в мир прозрачный, чистый и бесконечный, словно мечта о лучшем будущем, в котором не доведется уже пожить, но на которое так хочется взглянуть хотя бы одним глазком. В эти мгновения Лукашевич испытывал состояние, которое принято называть эйфорией.