Операция «Канкан»

Дядя поклонился кому-то из немецких знакомых, имевшему счастье уже посетить выставку. В Баварию маркиза привели дела. Племянница, раньше обожавшая покататься и осмотреть новые города, устала от Германии. В Мюнхен ее заманило сообщение, что доктор Геббельс решил собрать в одном зале образцы современного «декадентского искусства». Он велел показать народу, от какого непотребства нацисты его ограждают.

Эффект получился неожиданный. Выстроенный в традициях «нордического неоклассицизма», роскошный Дом немецкого искусства на Принцрегентенштрассе, набитый портретами партийных бонз, пустует после торжественного открытия, если не считать делегации военных и Гитлерюгенда. Зато ветхое здание бывшей прачечной осаждается толпами, все желают созерцать декадентскую мазню. Очередь спускается по хилой лестнице на мостовую и тянется до угла.

— Сэр Колдхэм? Мисс?

Обратившийся к ним эсэсовец учтиво улыбнулся.

— Да. Но, простите, герр, э-э… оберштурмфюрер, мы знакомы лично? Не припомню.

Элен постаралась скрыть веселье. Дядюшка неисправим. Если его кому-то не представили общие друзья, то начинать разговор или, не приведи Господи, завязывать знакомство — абсолютно недопустимо для воспитанного джентльмена.

Но эсэсовца подобные мелочи не смутили.

— К сожалению, не довелось. Но вы, сэр Колдхэм, весьма известная личность, давний и верный друг Рейха. Прискорбно, что вам приходится ждать в очереди.

Спутница верного друга моментально перехватила инициативу.

— Можете провести нас немедленно, герр офицер?

— Разрешите представиться — барон Вольдемар фон унд цу Валленштайн. В течение часа ожидается прибытие рейхсминистра пропаганды, вход для публики вообще будет закрыт. Если не побрезгуете составить мне компанию…

— Благодарю. Но мне неловко воспользоваться любезностью незнакомого человека.

Маркиз, если откровенно, скептически оценивал современную живопись и не расстроился бы от полной невозможности попасть внутрь. Однако Элен набрала разгон паровоза, остановить ее было сложно.

— Вы так великодушны! Мне также неловко, но ради Пикассо…

В зелено-голубых глазах под пушистыми ресницами мелькнули смешливые искры.

— Следуйте за мной, леди. Сэр?

Что-то дрогнуло у нее внутри, когда взгляд зацепился за темный ромб с двумя буквами СД. Парень не прост — не из обычных войск СС, он из Службы безопасности, о которой ходят самые зловещие слухи. Поэтому слова «следуйте за мной» звучат грозно. Сколько раз он их говорил задержанным? Девушка пересилила легкую волну неприятия. Когда офицер обернулся, убеждаясь, что англичане покорно следуют за ним, кокетливо проворковала:

— Зовите меня просто Элен. «Мисс» и «леди» звучит чересчур официально для атмосферы художественного вольнодумства.

Они протиснулись по лесенке мимо очереди. Фон Валленштайну лишь раз пришлось скомандовать посторониться. При виде эсэсовского мундира никто не осмелился высказать недовольство.

Внутри помещение прачечной показалось еще более убогим, чем снаружи, но англичанка на это не обратила решительно никакого внимания. Ее интересовали только картины, во множестве свезенные из разных уголков Рейха. Они тесно закрыли стены, чувствовалось, что полотна развешаны без особой системы или какого-либо смысла. Скорее всего, чиновники Министерства пропаганды воткнули на самые видные места наиболее одиозные, с нацистской точки зрения, декадентские извращения, перепутав авторов, страны, жанры, годы создания. На Элен какофония красок произвела ошеломляющее впечатление.

— Ничуть не жалею, что приехала в Мюнхен! Даже если в очереди пришлось бы отстоять целые сутки.

— Благодарю, герр офицер, — расшаркался англичанин. — У меня точно бы не хватило терпения.

— Даже ради этих шедевров, сэр? — у эсэсовца не дрогнул ни один мускул на задиристом лице, трудно было сказать, говорит он серьезно или шутит.

Во всяком случае, Элен сочла выставленные полотна шедеврами в полном смысле этого слова. Она в восхищении замерла перед изображением диспропорциональной звероподобной женщины, чья половая принадлежность выделялась лишь удручающе отвислыми молочными железами. Асимметричное лицо, глаза на разной высоте, спутанные волосы из пакли, чуть намеченные скупыми штрихами, ярко-лиловые краски, местами — с синим отливом…

— Глядя на представленные тут, гм, шедевры, герр оберштурмфюрер, я начинаю понимать логику национал-социалистов в оценке авангардистской живописи, — британский гость понизил голос, чтобы его фраза не долетела до ушей племянницы, и немец ответил ему столь же заговорщическим шепотом.

— Боюсь, я тоже культурно не дорос до понимания скрытого смысла этих произведений. Наверно, фройлян училась художественному искусству?

— Непременно, как и все благородные молодые леди.

— Рисует?

— Конечно. В основном — пейзажи. Но у нее коровы как коровы, елки елками, а у сельских жителей обычно два глаза, и оба на месте.