Операция 'Карантин'

И тут, глядя на компьютер, Никита вдруг понял, какую несуразность в доводах Петрищевой о невозможности воспользоваться хранящейся на точке "Минус" документацией он почувствовал, но не смог сразу определить. Вот она, та самая аппаратура, с помощью которой можно легко завладеть результатами исследований Лаврика. Ничего не стоит просканировать лабораторные журналы и отчеты группы "С", а затем переправить информацию через спутник. "Болезнь Лаврика" не компьютерный вирус, с файлами не передается...

Полынов помассировал виски, болезненно поморщился. Вот и определилась его конечная цель в жизни. Перед глазами вновь предстало лицо Лилечки, и сердце у Никиты дрогнуло, как когда-то давным-давно в почти забытой юности. Странная штука жизнь - вроде бы и он, и она работали для того, чтобы "болезнь Лаврика" никогда более в мире не появилась, а оказались почему-то по разные стороны "баррикад". Эх, не то что-то делается в государстве российском...

Никита посмотрел на часы. Начало десятого, самое время для связи.

"Привет, Ашел", - написал он светокарандашом на экране.

"Привет, Атикин, - мгновенно высветился на экране ответ. - Как дела?"

Ждал Алексей связи, от компьютера не отходил.

"Все в порядке. Идем ко дну, - продолжил писать Никита. Водка не только прояснила голову, но и настроила на ироническое отношение к своей судьбе. - Принимай информацию".

Алексей скопировал файлы на свой компьютер и долго молчал, очевидно, знакомясь с содержанием.

"Ну ты даешь!" - наконец появилось на экране.

"Что могем, то могем".

"Шумно было?"

"Стреляли..." - ответил Никита крылатым словом из известного боевика. Но, вероятно, Алексей не понял - здесь главным была безразличная интонация, а как ее в тексте передашь?

"Что с методиками экспериментов?"

Ждал Никита этот вопрос, знал - обязательно будет. Еще вчера днем главной целью его задания было добраться до методик Лаврика. Основной закон шпионажа - если противник владеет какой-либо стратегически важной секретной информацией, расшибись в лепешку, но добудь ее. Все изменил ночной разговор с Лилей.

"Ты ознакомился с результатами анализов биологических объектов, зараженных "болезнью Лаврика", и с выводами Петрищевой?" - задал он встречный вопрос.

"Шутишь? За пять минут? Просмотрел по диагонали, лишь кое-что уловил".

"Надеюсь, уловил, что "изобрел" Лаврик?"

"В первом приближении".

"Считаешь, что методикой создания смертельно опасного вируса с инкубационным периодом в два-три дня, вызывающим у инфицированного маниакально-агрессивный психоз со стопроцентным летальным прогнозом заболевания, имеет право кто-то владеть?"

"Давай без сантиментов! - взорвался Алексей. - Давно моралистом заделался? Не нам с тобой моральные проблемы обсуждать!"

Полынов невесело усмехнулся. Тон высказывания Алексея был почти такой же, как у него ночью при разговоре с Петрищевой.

"Методик нет, - твердой рукой набрал он текст. - Они уничтожены десять лет назад при ликвидации точки "Минус".

"Насколько достоверны данные об уничтожении?"

"Абсолютно достоверны".

"Хорошо. Возвращайся по второму варианту. Или забрать тебя по нулевому?"

Полынов покачал головой. Нулевой вариант предусматривал его эвакуацию вертолетом.

"Блуждая по миру, - кисло поморщившись, написал он на экране, довелось мне волею судеб забрести в карантинную зону..."

"Не дури!"

"Не дурю. Я действительно нахожусь в карантинной зоне и без каких-либо средств индивидуальной защиты".

Алексей замолчал, но когда ответил, у Никиты отлегло от сердца. Нормальный у него напарник, жаль, что проработали плечом к плечу всего ничего. Никакого сюсюканья и бабской фальшивой жалости не было в его словах.

"Что я могу для тебя сделать?" - спросил Алексей. Понимал он прекрасно, что помочь Никите невозможно, а соболезнования Полынов не примет. Да и не принято у "тихушников" жалеть друг друга. Такова уж специфика работы - ходить на цыпочках под косой костлявой, и если кто оступится, не жалеть его, и самому не жаловаться.

Никита задумался. Как ни крути, а пришла пора подводить итоги и решать сакраментальный вопрос: "А что же я сделал в жизни?" Редко кто, пока живет, задумывается над ним, но рано или поздно его приходится решать. И чаще всего этот вопрос приходит на ум, когда уже ничего изменить невозможно. Мысленным взором Полынов окинул свою жизнь, и его покоробило. Да ничего он в жизни не сделал! Ничего своего! Только тем и занимался, что таскал для чужого дяди каштаны из огня, бил морды, стрелял... и ему били морду, в него стреляли... Хотя цель вроде бы была достойная: помогал Дерезницкому возрождать Россию, - но теперь, глядя на свои потуги с горных вершин, иначе как жалкой мышиной возней они не представлялись. Никого в этом мире у него не осталось, да и нечего было завещать. Ни семьи, ни детей... Вон и Лилечка тоже видно чувствовала безысходность положения - о детях мечтала...