Операция «Катамаран». Падение. После похорон

Механик отвез ее на место аварии, выяснил ситуацию и сказал, что автомобиль придется отбуксировать в гараж и вряд ли его удастся отремонтировать до вечера. Леди казалась очень расстроенной, но, делать нечего, договорилась на местном постоялом дворе о ночлеге, попросила завернуть ей с собой несколько сандвичей, так как, дескать, она хочет воспользоваться случаем и прогуляться по окрестностям. Вернулась на постоялый двор только поздно вечером. Лицо, сообщившее мне эти сведения, этому не удивляется: гнусная и неопрятная дыра.

— А время?

— Сандвичи она взяла в одиннадцать. Если миссис Эбернети прошагала милю до шоссе, там она могла попросить кого-нибудь подвезти ее до Уоллкастера. Не буду вдаваться в подробности насчет расписания автобусов и тому подобное. Скажу только, что теоретически она имела возможность совершить… э, нападение, если оно было совершено во второй половине дня.

— Насколько мне известно, врач считает крайним пределом половину пятого дня.

— Заметьте, — вставил мистер Гоби, — я бы не счел это вероятным, миссис Эбернети, по-видимому, весьма достойная дама, которую все любят. Обожает своего супруга, нянчится с ним, словно с ребенком.

— Да, да, комплекс материнства.

— Она рослая и здоровая женщина, сама колет дрова и нередко втаскивает в дом огромные корзины с поленьями. Может в случае чего разобраться с забарахлившим мотором в машине.

— Я как раз собирался спросить… Что, собственно, случилось у нее с автомобилем на этот раз?

— Причину поломки было трудно обнаружить и нелегко устранить. И это могло быть сделано умышленно кем-то, для кого возиться с машиной — занятие привычное.

— Великолепно! — воскликнул с сарказмом Пуаро. — Ничто не исключено, все возможно. Бог мой, неужели мы не можем вычеркнуть из списка подозреваемых абсолютно никого? Как насчет миссис Лео Эбернети?

— Тоже исключительно приятная леди. Покойный мистер Эбернети очень ее любил. Она гостила у него примерно за две недели до его смерти. Ее состояние заметно уменьшилось после войны. Ей пришлось отказаться от собственного дома и снять в Лондоне небольшую квартиру. Правда, у нее есть вилла на Кипре, где она проводит часть года. Имеет племянника, которому помогает получить образование, и время от времени оказывает финансовую поддержку паре молодых художников.

— Святая Елена, ведущая безгрешную жизнь, — прокомментировал Пуаро, закрывая глаза. — И у нее не было никакой возможности оставить в тот день Эндерби, чтобы прислуга об этом не знала? Скажите, что это так, заклинаю вас!

Мистер Гоби устремил взгляд на начищенные до блеска ботинки собеседника и пробормотал извиняющимся тоном:

— Боюсь, я не могу сказать этого, мсье Пуаро. Как раз в тот день миссис Эбернети ездила в Лондон, чтобы захватить оттуда кое-какие вещи, так как они с мистером Энтуислом договорились, что она какое-то время поживет в Эндерби и присмотрит за домом.

— Только этого не хватало! — с чувством сказал Пуаро.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Эркюль Пуаро приподнял брови, когда ему подали визитную карточку инспектора полиции Мортона из графства Беркшир.

— Просите, Жорж, просите. И давайте… что там предпочитают полицейские?

— Я предложил бы пиво, сэр.

— Кошмар! Но чисто по-английски. Значит, принесите пиво.

Инспектор Мортон сразу взял быка за рога:

— Мне пришлось поехать по делам в Лондон, и я раздобыл ваш адрес, мсье Пуаро. Я был весьма заинтригован, увидев вас на следствии в четверг.

— Вы заметили меня там?

— Да, и ваше присутствие меня заинтересовало. Вы меня не помните, но зато я помню вас очень хорошо. По тому делу в Пэнгборне.

— А, вы были связаны с ним?

— Только в качестве мелкой полицейской сошки. Это было давно, но я никогда не забывал вас.

— И мгновенно узнали меня в четверг?

— Это было нетрудно, сэр, — инспектор подавил легкую улыбку. Его взгляд задержался на великолепных, лихо закрученных усах Пуаро. — На деревенском фоне ваша, э, внешность сразу бросается в глаза.

— Возможно, возможно, — благодушно согласился собеседник.

— Я подумал, что могло привести вас туда. Нападение с целью грабежа… такого рода преступления вас обычно не интересуют.

— А это действительно примитивное, грубое преступление?