Операция «Хамелеон»

Жизнь Жака Ювелена сложилась, по его словам, неудачно. Он родился в Марселе, в годы войны потерял родителей. А потом с компанией таких же, как и он, мальчишек, увязавшихся за войсками союзников, оказался в Париже. Здесь он разыскал дальнего родственника, владельца цветочного магазина. Но торговля цветами была не для него. Он жадно смотрел фильмы о войне, его тянуло в экзотические страны.

Жак был ловок и даже одно время снимался в кино: подменял актеров в несложных, но опасных трюках. И все же жизнь казалась ему до крайности нудной. Скоро он очутился в иностранном легионе — в Алжире. Его дерзость и бесстрашие заметили. Он быстро продвинулся и был произведен в офицеры. И все же военная служба была Жаку не по нутру. Настал день, когда он зашвырнул свой револьвер в придорожную канаву и с помощью контрабандистов перебрался в Марокко, а затем в Англию, где нанялся на работу в большую фирму, которой нужны были вот такие бравые молодцы в отъезд — фирма расширяла филиал в Гвиании.

Парни эти должны быть привычными к бродячей жизни и африканскому климату. Прожаренный алжирским солнцем лейтенант‑дезертир очень устраивал лондонских бизнесменов.

И хотя вице‑президент компании по одному ему известным каналам узнал о молодом французе еще кое‑что, о чем тот умалчивал, фирма облекла экс‑лейтенанта Жака Ювелена полным доверием во всем, что касалось закупки арахиса и шкур в Северной Гвиании, а также надзора за ее сетью розничной торговли парфюмерией в том же районе.

— Впрочем, вы должны быть готовым к любым поручениям, — бесцветным и сухим голосом сказал вице‑президент Жаку, когда контракт, только что подписанный молодым французом, был унесен старшим клерком, и они остались вдвоем в просторном кабинете, где царил вечный полумрак — у вице‑президента болели глаза.

Жак попытался разглядеть лицо этого пожилого человека с пепельно‑седыми волосами. Но большие темные очки скрывали его глаза, и Жаку запомнилась лишь щеточка седых усов над верхней губой вице‑президента, жестко очерченной, заметно выступающей вперед.

«Он похож на гунди, сахарскую крысу», — подумал Жак, в чьей памяти еще слишком живы были рейды по песчаным плато Алжира.

— Слушаюсь, сэр, — по‑военному щелкнул он каблуками.

— Я уверен, что вы будете нам полезны. В тех краях неспокойно. Извечная история — племена враждуют, христиане и мусульмане…

И человек в темных очках протянул Жаку сухую, сильную руку, смуглость которой подчеркивалась жестким белоснежным манжетом.

«А он в Африке не новичок», — отметил про себя Жак.

ГЛАВА II

1

В то время как зеленый «пежо» с нашими героями спешил к Луису, другой такой же быстроходный автомобиль пересекал границу соседней с Гвианией республики Боганы. В дипломатическом паспорте, который предъявил его единственный пассажир, было написано: «Джеймс Аджайи, министр информации Гвиании».

Петр хорошо знал этого человека.

Они познакомились в Москве, когда туда прибыла делегация гвианийских парламентариев. Официальным главой делегации был огромный северянин с большим животом, с круглым детским лицом и писклявым голосом. Но уже в первый же день заметили, что он во всем слушается другого члена делегации, плотного человека с чуть косящими умными глазами и рысьими усиками.

Человек этот был Джеймс Аджайи, лидер парламентской группы Демократической партии.

Агентство прикомандировало Петра к делегации.

Однажды во время антракта — они были на балете «Лебединое озеро» в театре Станиславского — Аджайи разоткровенничался.

— Я капиталист, — сказал он. — Да, да, ваш классовый враг. Но я достиг всего сам. Теперь у меня собственные фабрики, дома и плантации сахарного тростника. На них работают и кормятся сотни людей, и они благодарны мне, потому что я даю им работу в стране, где царит безработица. Скажите моим рабочим, что меня надо выгнать, и они убьют вас. Они знают, что если будут хорошо работать, то смогут пробиться, как пробился я…

— И много их уже пробилось? — насмешливо спросил Петр.

Аджайи пожал плечами.

— Выживают сильнейшие…

— А остальные умирают с голоду?

— Такова жизнь, — философски ответил Джеймс. — Впрочем, у нас в Африке с голоду умереть невозможно, не то что в Европе или Америке. У нас есть «закон семьи»: если человеку не повезло, его содержит семья, родственники, вся деревня. Потом его устраивают на работу: в родне всегда есть человек, который пробился. Он обязан помогать остальным, потому что остальные помогали или помогут в свое время ему.

— Ну, знаете, как это называется…

— Ну и что? Что в этом плохого? — Аджайи искренне удивился. — Что плохого в том, что человек помогает своему родственнику? Разве любовь к отцу и матери, брату и сестре — это плохо? Это же естественно. И помогать брату получить хорошую работу тоже естественно, и помочь сестре получить государственную стипендию — тоже.

— Значит, используя собственное положение, можно отдать стипендию своей сестре — пусть она будет совершенно не способна к учебе — и не дать эту стипендию другому, достойному человеку, который мог бы потом принести пользу стране?