Операция «Хамелеон»

Элинор сидела молча, безучастная, не поднимая глаз.

— Сегодня утром Жак предложил мне бежать. Он говорит, что знает тут одну дорогу… Ее называют Дорогой рабов. Когда‑то работорговцы вели по ней рабов к Бамуанге. Это широкая и удобная тропа, «джип» пройдет по ней, как говорит Манди. Манди из тех мест — даже дорога выходит к его родной деревне на берегу. Мы возьмем пирогу и спустимся вниз по течению… До границы, а там — соседнее государство…

Петр говорил уверенно, повторял план Жака — такой простой и четкий, хорошо продуманный. Элинор медленно подняла глаза.

— Нет, — еле слышно выдохнула она. — Я выхожу замуж… за Эбахона. И скоро! Очень скоро!

…Петр вышел на крыльцо. Уже давно стемнело, сквозь неплотно закрытые маскировочные шторы из окон здания тянулись узкие лучи несильного света.

— Мистер Николаев?

Какая‑то тень возникла перед ним из темноты, и сейчас же на него обрушился тяжелый удар по затылку.

Очнулся он от тряски и понял — его куда‑то несут. Руки и ноги были больно стянуты, во рту кляп, глаза завязаны. Он мог только слышать… Несли его двое, быстро, задыхаясь от бега. По лицу то и дело хлестали ветки, под ногами носильщиков чавкала грязь.

Лес кончился, теперь Петра несли по обочине шоссе, от нагревшегося за день асфальта поднималось тепло.

— На заднее сиденье, — сдавленно сказал кто‑то. Петр почувствовал, что его приподнимают, переваливают через металлическую стенку, и упал вниз, на жесткое сиденье «джипа». Сейчас же рядом сели двое, стиснув его с обеих сторон.

— Поехали! — приказал жесткий и властный голос, к «джип» рывком сорвался с места.

«Как глупо, — думал Петр. — Элементарно. Теперь пулю в затылок, и в болото. И никто ничего не узнает».

«Джип» несся, не снижая скорости на поворотах. Петра мотало из стороны в сторону. Прошло минут тридцать. Запахло жильем — потянуло чадом жаровен, жареным мясом, пальмовым маслом. «Джип» остановился.

— Открывай! — крикнул все тот же голос, который Петр уже успел запомнить. Заскрипели ржавые петли — видимо, открывали тяжелые ворота и «джип», прошелестев шинами по гравию, остановился.

Похитители выволокли Петра из машины, схватили под руки и потащили куда‑то. Опять заскрипели петли, пахнуло спертым, сдавленным воздухом, остро пахнущим аммиаком.

«Тюрьма, — догадался Петр. — Я в тюрьме».

Его бросили на сырой каменный пол, оставили одного. Петр попытался пошевелиться, хотя бы ослабить путы, но не смог. Скоро опять заскрипели петли, щелкнул выключатель, и кто‑то вошел, грохоча коваными каблуками по каменному полу, остановился над Петром. Тронул его связанные ноги — натянул путы, и они разом ослабли, словно их перерезали одним ударом острого ножа.

— Руки, маста… — произнес добродушный голос, и через мгновение были свободны и руки.

Петр сразу же сорвал с глаз повязку, освободился от кляпа… Он был в тесной комнате, скорее похожей на канцелярию, чем на тюремную камеру: дешевый двухтумбовый письменный стол, стеллажи, уставленные пронумерованными папками, два‑три простых стула.

На него с интересом глядел африканец в черном мундире тюремного ведомства с ножом в руках — им‑то он и перерезал веревки, валявшиеся теперь на полу.

— С прибытием, сэр, — почтительно сказал он и протянул Петру руку, помогая встать на затекшие ноги.

— Это… тюрьма?

Петр кивнул на толстую решетку на нешироком окне, за которым вплотную стояла ночная темень.

— Йе, са… — вежливо кивнул тюремщик.

— На каком основании? — начал было протестовать Петр, но тюремщик лишь вздохнул и пожал плечами, и Петр понял, что говорить с ним бесполезно.

— Прошу, сэр! — зазвенел тюремщик связкой ключей. — Я отведу вас в камеру к хорошим людям…

Они вышли в длинный, плохо освещенный коридор, по обе стороны которого тянулись тяжелые двери с глазками и металлическими цифрами. Пройдя всего несколько шагов, тюремщик остановился у двери с цифрой 34, позвенел ключами, выбирая нужный, и принялся ее отпирать.

ГЛАВА 9

Тюремщик нажал на дверь плечом, и она тяжело подалась внутрь. Перед Петром было довольно просторное помещение, освещенное тусклой лампочкой под самым потолком. Там же наверху тянулось длинное узкое окно с толстыми металлическими прутьями. Вдоль правой стены — деревянные нары, на которых сидели и лежали люди в куртках и шортах, бывших когда‑то белыми.

Заключенные лежали на полу, на циновках из рафии, так плотно, что между ними некуда было ступить.

— Профессор! — гаркнул тюремщик зычным голосом, которого Петр у него не мог и предположить. — Принимай новенького… — И учтиво обернулся к Петру: — Если что‑нибудь будет нужно, сэр… пиво, сигареты… Постучите… Правда, это дорого, сэр… Но…

Он развел руками, поклонился и, окинув камеру грозным взглядом, вышел. Загремели ключи, громко щелкнул замок.

Бородатый человек с умными, грустными, как у большой и доброй собаки, глазами слез с нар и теперь пробирался к Петру между спящими арестантами, которых не разбудило даже рыканье гюремщика.

— Я Профессор, — представился он, протягивая узкую ладонь. — А вы — Питер Николаев, русский журналист.