Операция «КЛОНдайк»

Вид у Васюкова был заспанный и злой, видимо, от того, что его неожиданно подняли с постели. Приподняв край брезента и заглянув под него, Васюков недовольно буркнул:

– Вот спасибо, век бы такие подарочки не получал! – взявшись за брезент, он подтащил его к краю платформы. – Может, вы все-таки поможете, или мне одному надрываться? – гаркнул он, поднимая сердитый взгляд на стоявших рядом Степанцова и Петракова.

Те виновато бросились помогать ему. Переложив громоздкий сверток на носилки, они взялись за ручки и понесли носилки к машине. Васюков пошел за ними.

– Павел Борисович! – остановил медика Круглов. – Установите, пожалуйста, причины смерти и сразу же мне доложите. И никому, пожалуйста, ни слова. Вскрытие произведите, пожалуйста, сами, без свидетелей.

– Пожалуйста, – ответил Павел Борисович, передразнивая Круглова, и скривил губы в усмешке. – Надеюсь, телефон у вас не изменился?

– Мне сейчас не до шуток! – вспылил Круглов. – Я жду вашего звонка, и советую не тянуть!

Круто развернувшись, он пошел к своей машине, которую оставил накануне неподалеку.

Степанцов с Петраковым, погрузив тело Николая в спецмашину Васюкова, догнали Круглова.

– Какие еще будут приказания, товарищ подполковник? – спросил Степанцов.

– Ты побудь пока здесь, – сказал Степанцову Круглов, садясь в промерзшую машину. – Обеспечь эскулапу спокойную работу и потом дуй ко мне. А ты, Петраков, давай сразу за мной… Будем искать мальчика.

– Есть!.. Есть!.. – почти одновременно отозвались подчиненные и побежали выполнять приказание.

Круглов, прогрев машину, покатил к научному поселку, выстраивая в голове версию случившегося с Лёней и Николаем.

«Главное, чтобы Есения сейчас не сорвалась! И чтобы с ней ничего не случилось… Надо сделать так, чтобы она, войдя в роль, не поняла, что переполох вокруг поисков ее сына имеет реальную подоплеку, – думал он, поглядывая в зеркало заднего вида, в котором маячила машина Петракова, следующая за ним. – А сейчас начнется разбирательство…»

Подъехав вскоре к медико-клиническому отделению комплекса, Круглов поспешно выскочил из машины и побежал, перепрыгивая ступени, в здание клиники.

– Где Есения Викторовна? – спросил он первого попавшегося ему на глаза врача.

– В первой палате, у нее сейчас Генрих Модестович, – сказал тот и укоризненно заметил: – Вы бы разделись, Сергей Сергеевич, здесь все-таки не казарма…

Круглов, не останавливаясь, скинул полушубок прямо на руки оторопевшего врача:

– Повесьте где-нибудь, мне некогда.

Подойдя к палате, он провел рукой по щеке, на которой уже выступила жесткая щетина, и распахнул дверь.

Бледная как смерть Есения лежала на кровати под одеялом, а рядом с ней на стуле сидел расстроенный Граховский.

– Что случилось? – прямо с порога спросил у них Круглов.

– Лёня пропал, – сказала Есения и заплакала.

Круглов слегка оторопел, увидев, как крупные слезы катятся по ее щекам. На игру это было мало похоже.

«Может, чувствует материнским сердцем, что с сыном что-то произошло? – с опаской подумал он. – Пока ведь непонятно, где он… А вдруг он тоже погиб?» – и представив, что будет с Есенией, если ей привезут на опознание труп Лёни, Круглов вздрогнул.

– Есения Викторовна, дорогая, перестаньте, вам нельзя волноваться, – запричитал над ней Граховский.

– Генрих Модестович, оставьте нас, пожалуйста! Мне нужно поговорить с Есенией Викторовной, – официальным тоном обратился к нему Круглов, и был очень удивлен, когда Граховский возмутился:

– Сергей Сергеевич! Вы что, не видите, в каком Есения Викторовна состоянии?! До расспросов ли ей сейчас!

– Генрих Модестович! – оборвал его Круглов. – Мальчика нужно искать, время идет, а вы задерживаете меня и мешаете выполнять мою работу. Выйдите!

Граховский поджал губы и с многозначительным видом: «Я умываю руки, если с ней что-то случится – виноваты будете вы!», выплыл в коридор, хлопнув дверью.

Круглов потянул край пододеяльника, вытер им слезы со щек Есении и, наклонившись к самому ее уху, прошептал:

– Умница, но не переборщи! Я сейчас напишу твои показания, ты их прочтешь, запомнишь и подпишешь. Поняла?

Есения посмотрела на него полными слез глазами и кивнула.

– И перестань так сильно убиваться, – попросил он, снова наклоняясь к ее уху, – еще навредишь себе! Все ведь хорошо, и идет по плану… – произнося последние слова, он почувствовал легкий укор совести, чему сам сильно удивился.

Вызвав медсестру, он попросил ее принести несколько листов бумаги, и когда та принесла, сел за столик и принялся записывать показания Есении, которые она должна будет назубок запомнить и не отступать от них, что бы ни случилось.

Через пятнадцать минут он вручил ей несколько листов, исписанных мелким стремительным почерком.

– Вот, прочти и подпиши: «С моих слов записано верно».

Есения, посмотрев на «свои» показания, устало усмехнулась:

– Прямо интервью какое-то: вопросы, ответы…

Внимательно прочитав написанное, она с удивлением посмотрела на Круглова, а потом жестом попросив его наклониться, едва слышно спросила: