Пытаясь унять эту дрожь, Леонид быстро завершил дело и, застегиваясь, начал поворачиваться к Федору, как вдруг на него обрушилась нарастающая волна жуткого волчьего воя.
Едва удержавшись на ногах от, казалось, вдавившего его в землю чудовищного звука, Леонид замер на месте, сумев только поднять голову к вершине холма, откуда доносился этот кошмарный вой.
На холме, лицом к нему, недвижимо стоял Федор, сделавшийся как будто бы ниже ростом, и выл…
«Матерь Божья! Спаси и сохрани! – пронеслась в голове Леонида заполошная мольба. – Никак Федор с ума сошел!»
А Федор вдруг присел, пуская воющий звук вниз по склону холма, туда, где стоял помертвевший от ужаса Леонид. В последний момент, едва не раздавив Леонида, вой неожиданно взметнулся вверх, к клубящемуся черной ватой небу, и Леонид почувствовал, как его словно повлекло за этим звуком в вышину, а земля начала вдруг уходить из-под ног. Окружающее пространство вспыхнуло серебристым светом и поплыло вокруг него.
Из последних сил борясь с наваждением и охватившим его первобытным ужасом-страхом, Леонид не отводил взгляда от воющего на холме Федора, как вдруг в том месте, где тот стоял, полыхнуло белёсым светом, и Федор исчез…
Вой еще несколько секунд разносился над лесом, а потом словно улетел в вышину, оборвавшись на высокой тоскливой ноте.
Леонид стоял, не веря своим глазам, до боли вглядываясь в холм, вернувший свои четкие очертания, только на нем больше не было Федора.
В наступившую тишину со стороны зимовья неожиданно ворвался яростный захлебывающийся лай Буяна, заставив Леонида очнуться от оцепенения.
Со всех ног бросился Леонид на лай собаки. Добежав до зимовья, он распахнул дверь тамбура, из-за которой тут же стрелой вылетел Буян, открыл внутреннюю дверь, ввалился, даже не обтряхнув снега, внутрь и сел прямо на пол.
Есения, стоящая у печки, обеспокоенно посмотрела на него:
– Что случилось? Где-то рядом волк выл, да так страшно, у Буяна даже шерсть дыбом встала.
– Если бы волк!.. – жалобно сказал Леонид. – А то Федор…
– Что Федор? – не поняла Есения. – А где он, кстати, вы же вместе выходили?
– Не знаю, повыл-повыл и исчез…
– Куда исчез? Можешь толком объяснить?! – нетерпеливо воскликнула Есения.
– Я и объясняю: Федор завыл, а потом исчез, – моргая мокрыми ресницами, пытался втолковать ей Леонид, и сам чувствовал, насколько это бредово звучит.
– А чего он завыл-то? – продолжала недоумевать Есения.
– Не знаю я, может, холодно ему стало, мы же отлить пошли… – растерянно сказал Леонид и, бросив виновато-смущенный взгляд на Есению, поднялся с пола и потянул ее за собой к лавке.
– Ты-то как себя чувствуешь? – спросил он, сев рядом с ней и беря ее за руку.
Есения, улыбнувшись, ответила:
– Да ничего, вот только немного отдохну, и все будет в порядке. Тело болит, очень хочется лечь.
В этот момент дверь вдруг резко распахнулась, и в зимовье вошел Федор в сопровождении повизгивающего Буяна.
Леонид от неожиданности подпрыгнул на лавке и замер, почему-то поджав под себя ноги, будто бабка, завидевшая мышь.
А Федор не спеша стряхнул снег с валенок и тулупа и, сняв шапку, посмотрел по очереди на Есению и Леонида.
– С детства, говоришь, обучен… – хмыкнул он, насмешливо глянув на Леонида, и снял тулуп. – Дунул ты обратно знатно! Ажно не поспеть за тобой было!
– А ты сам чего!.. – вскинулся на него Леонид. – Предупреждать нужно! Ведьмак окаянный! У меня душа в пятки ушла!
– Это ничего, там ее самое место, родина, – добродушно успокоил его Федор, садясь на лавку.
– Ну да… – насмешливо согласился Леонид. – Родина трусов…
– Трусость тут ни при чем, в своем доме не только прячутся, но и обороняются, – не согласился Федор, поправляя поленья в печке. – А пята, Лёньша, это дом Души, и чем длиннее пята у человека, тем дольше срок его жизни. Повитухи раньше перво-наперво пятки у младенцев смотрели: коли короткая пятка – значит, не жилец, уйдет с этого мира, коли длинная – жить долго будет. А вот у беса, например, – «чужого» – вообще пяты нет, потому как пята его укоренена в другом, чуждом человеку, мире.