Операция «КЛОНдайк»

А Леонид к концу путешествия впал в совершенное озверение от присутствия Кондратюка. Мало того, что тот постоянно крутился вокруг Есении, раздражая Леонида своей навязчивостью, так он еще начал поглядывать на нее, как на свою собственность, и кривился, когда Леонид давал ему понять, что вообще-то ее муж – он. Конечно, Есении было интересно разговаривать с Кондратюком, тот все-таки был ее коллегой, и они могли часами обсуждать какие-то свои профессиональные вопросы, о чем-то спорить, но Леонид при этом чувствовал себя третьим лишним, и все чаще, отчаявшись понять суть их бесед, ловил себя на том, что ревнует и не может равнодушно наблюдать, как оживляется Есения в общении с Филиппом. Леонид старался им не мешать, но и сидеть рядом с тупым непонимающим лицом ему было неловко, поэтому он прикрывал глаза, делая вид, что спит, а сам внимательно вслушивался в их разговор. Он подметил, что стоило ему закрыть глаза, как интонации у Филиппа приобретали бархатистые обертона, а в речи начинали проскальзывать, на его взгляд, слишком фривольные нотки и нарочито неприкрытая лесть по поводу внешности Есении. Это еще больше насторожило Леонида, он решил держать ухо востро и не ошибся.

Однажды, отлучившись на несколько минут, чтобы принести Есении из каюты плед, по возвращении он случайно услышал, как Кондратюк говорил Есении, что такая красивая женщина, как она, может составить счастье настоящего мужчины, например, известного политика или блестящего ученого. Говоря про блестящего ученого он, вероятно, намекал на себя. Они стояли к Леониду спиной и не слышали его возвращения.

Это было то, чего так опасался Леонид, осознающий свое шаткое положение, – он будет рядом с Есенией только до тех пор, пока она этого хочет сама. Кто знает, как она поведет себя, если ей, действительно, предложат интересную партию. Но в этот момент он услышал слова Есении, которые пролились бальзамом на его истерзанное сердце – Есения, гордо выпрямившись и посмотрев вполоборота на Филиппа, тихо и твердо сказала:

– Еще раз позволите себе подобные намеки – и мы с вами прекратим наше общение, – после чего развернулась и пошла вдоль борта в сторону носа яхты, где стоял шезлонг, в котором она любила сидеть.

Леонид не признался ей, что слышал их с Кондратюком разговор, и она ему тоже ничего не сказала. Но Леонид затаился и, стараясь не оставлять Есению даже на несколько минут, наблюдал из своего «виртуального окопа» за поведением Кондратюка, не упуская случая лишний раз подпустить шпильку в его адрес.

Есения сначала воспринимала их пикировки с долей иронии, но потом погрустнела и словно ушла в себя, перестав общаться и с Леонидом так, как ему хотелось. Он начал нервничать.

Все это не могло не привести к взрыву, который и произошел за сутки до их прибытия в Гонконг. За ужином Кондратюку, демонстративно не обращавшему внимания на Леонида, вдруг вздумалось довольно откровенно поухаживать за Есенией. Это вызвало у всех присутствующих удивление, включая и саму Есению, но все старались не показывать виду. Капитан, наблюдая за развитием ситуации, незаметно бросил несколько внимательных взглядов на Леонида.

Естественно, Леонид не оставил без внимания поползновения Филиппа, но решил на людях отношений не выяснять. Терпеливо дождавшись окончания ужина, он проводил Есению в каюту и, извинившись за то, что ему нужно ненадолго отлучиться, поднялся на палубу, куда, как он видел, пошел выкурить вечернюю трубку Кондратюк, который с каждой милей, отдалявшей его от России, приобретал все более импозантный вид западного лощеного мена.

Леонид нашел Кондратюка на палубе с подветренной стороны, тот стоял, опираясь плечом о стену и курил, мечтательно уставившись в темноту за бортом. Тихо подойдя к нему под шипящие звуки разрезаемых яхтой пологих волн, Леонид окликнул его.

Кондратюк, неожиданно вырванный из своих любовно-карьерных грез, неохотно повернулся.

– Филипп, есть разговор… – начал Леонид, неприязненно глядя в глаза соперника-дебютанта.

– Слушаю… – Кондратюк отвел взгляд в сторону, словно почуяв, о чем зайдет речь.

– Вы были в Петербурге?

– Да, один раз, на симпозиуме, – ответил Кондратюк, с удивлением посмотрев на Леонида, видимо, не ожидая такого вопроса.

– А в Эрмитаже были?

– Был, а что? – все больше недоумевая, поинтересовался Филипп.

– И Венеру Милосскую видели?

– Это та, что без рук? Видел, конечно. Красивая статуя.

– Вот и ты станешь таким же красивым, если не уберешь свои руки от моей жены. Я требую, чтобы ты оставил ее в покое, – Леонид в упор посмотрел на Кондратюка.

– Это – невозможно! – ответил тот, нехорошо усмехнувшись и подумав про себя, что ему уже осточертел этот ревнивец, но ничего, в Гонконге его освободят от такой обузы. – Мы с ней теперь повязаны на многие годы. У нас общие научные интересы и будущая совместная работа. Кроме того, если вы обратили внимание, я вам помог выехать из России, должно же у вас быть хоть какое-то чувство благодарности.